Контракт Султанова
Шрифт:
— Ну что, в такой ситуации ваши требования о разводе суд считает вполне обоснованными, — проговорила Гемлер. — Что же касается раздела имущества, то тут возникают некоторые вопросы. Вы действительно хотите забрать все имущество?
— То есть как это все? — Султанов даже встал.
Сенаторов смотрел на него с нескрываемым торжеством.
— А что вы еще ожидали услышать, гражданин Султанов? Истице ребенка воспитывать, так что ей необходимо жилье. Скоро мальчику в школу идти за три квартала, так что машина тоже пригодится.
— Постойте, — опешил Султанов. — А мне что же? Под забором жить?
— Раньше надо было думать, истец, — встрял Сенаторов.
— Да я не с вами разговариваю, —
— Гражданин судья, вы видели, он махнул на меня рукой! — закричал адвокат. — Считаю это проявлением неуважения к суду. Что я ему собутыльник какой?
— Извинитесь перед адвокатом, истец, — устало потребовала Гемлер.
— Это за что? За то, что он меня за человека не считает?
— Извинитесь, в противном случае вы будете выведены из зала суда, и слушание продлится без вашего участия. Такие случаи уже бывали. Извинитесь.
Султанову ничего не оставалось, как извиниться перед этим пустым местом.
— Я вас не прощаю! — высокопарно воскликнул Сенаторов.
— Продолжим, — взяла слово Гемлер. — И, пожалуйста, в темпе. Мы и так чересчур зятянули слушание. Тут и решать особенно нечего. Вы что — нибудь скажете, истец.
Вообще-то Султанов мысленно готовил целую речь. Но тут как встал, как увидел сплошь враждебные лица, и вся домашняя заготовка вылетела из головы. Донат качал головой с укоризной. Это было бы еще терпимо, если бы свояк слыл оплотом морали, но тот сам в порыве пьяной откровенности как-то признался, как снимал малолеток на Столичном проспекте. И совсем уж ни в какие ворота не шел рассказ Доната о том, как оно чуть не переспал с самой Зиной. Хоть она и была старше сестры, замуж она вышла позже Галки, и некоторое время молодожены жили вместе. Если б у него хватило силы, он тогда ему всю физиономию бы расколотил, но так — смолчал, только кулаки под столом сжимал — рассжимал. Надо ведь. Сидит Донат, головой качает, осуждает, видишь ли.
— Машину оставьте, — попросил он едва слышно и сел.
— Зачем вам машина? Развратом заниматься? — воскликнул Сенаторов и сам же засмеялся, ему вторило утробное реготанье Доната.
— Я эту машину заработал! — возмущенно воскликнул Султанов. — Я писатель. Я в колледже преподаю.
Ему сразу не понравилась реакция адвоката. Тот встрепенулся как боевой конь при звуках горна. Или как человек, который хорошо подготовился к такому повороту событий.
— С целью лучше узнать истца с точки зрения так называемого преподавания прошу вызвать еще одно свидетеля! — провозгласил Сенаторов. — Его фамилия Мышковецкий.
На поверку Мышковецкий еще больше походил на ребенка. Во всяком случае, его шестнадцати лет ему не дал бы и прокурор. Тонкие ручки и ножки, плечи ребенка. Лет десять-одиннадцать от силы. На большее он не тянул. Выдавало разве что лицо. Акселерат наоборот. И он был не один. Как несовершеннолетнего его сопровождала Виолетта Сергеевна Маргулис. Следом в зал вошли еще несколько подростков по лицею искусств. Конечно же, Утюгов, баскетболистка Селиверстова, неизменный Сверчков и…Дивулина. Увидев последнюю, Султанов не знал, куда девать глаза. Одновременно росла злость. За что его, взрослого мужика так третируют? Мышковецкий прошел к пюпитру перед столом судьи, в то время как вошедшие шумно расселись в первом ряду.
— Ваше имя, свидетель? — задала вопрос Гемлер.
— Мышковецкий. Эдуард.
— Вы знакомы с Султановым?
— Это писатель который. Он у нас преподает.
— Да не преподавал я у тебя ничего! — с возмущением воскликнул Султанов. — Гражданин судья, это чистейшей воды подстава. Я этого так называемого свидетеля только раз видел. В школьном дворе.
— Прекратить! — рявкнула Гемлер, лицо ее
— Продолжай, Машка! — гоготнул Утюгов.
— Рассказывайте, Мышковецкий, какие темы раскрывал на своих лекциях истец, — Сенаторов буквально вился около пацана.
— Про секс рассказывал, — покраснев, сказал Мышковецкий.
— Какой ужас! — возмущенно охнула Виолетта Сергеевна.
— Интересно! И какой же предмет вел у вас истец, позвольте полюбопытствовать. Этику семейной жизни?
— Литру. Литературу то есть.
В зале опять довольно хохотнул Донат. Гемлер постучала по столу. Пальчиком. Выглядела она очень довольной.
— И чему же учил вас этот так называемый секс-литератор?
— Рассказывай, Машка, не тушуйся! — выкрикнул с места Утюгов.
Вообще-то, Мышковецкий практически ничего не приврал. Он непритязательно пересказал то, что говорил Султанов, только своими словами. С другой стороны даже "Ромео и Джульетту" можно представить как порнографию. Султанова от погружения в мир творческих изысков отвлек яростный шепот Утюгова: "Ну, я устрою этому писателишке задрипанному! Соплей перешибу!" Не стесняясь судьи, переросток грозил Султанову кулаком с массивными золотыми печатками на толстых, с сосиску, пальцах. Обращенное на Султанова лицо Маргулис горело праведным гневом. Дивулина смотрела куда-то вниз. Лицо ее было пунцовым. Утюгов по-хозяйски обнял ее за плечи и ухмыльнулся. Ухмылка была предназначена Султанову. Дивулина даже не сделала попытки освободиться. "Глядишь, и в постель потащит, не станет вырываться", — подумал Султанов. Он изо всех сил старался не дать разгореться в себе комплексу вины, чувствуя, что в противном случае, его попросту раздавят. До этого случая ему не приходилось судиться, но даже с его малым опытом он понимал, что происходит что- то не то. И дело даже не в нем. Хоть он и не знал, как себя вести в таком случае, он пытался как-то дистанцироваться от происходящего. Это было трудно, потому что его все время дергали. "Они пытаются вывести меня из равновесия"! — понял он. Неизвестно, зачем и кто заказчик, но все идет именно к этому. Султанов пытался изгнать из головы эту странную мысль, но та упрямо возвращалась вновь и вновь.
Мышковецкий продолжал нудным голосом, бросая взгляды на Утюгова, повторять одни и те же моменты, говоря уж совершенно непотребные вещи, но Султанову, наконец, удалось сделать так, что он перестал воспринимать весь этот параноидальный бред. В этом ему помог простой прием. Он пытался представить себе, что бы сделал на его месте Быстрец. Картина получалась занятная. Султанов даже улыбнулся. Напрасно, он это сделал, потому что Сенаторов мгновенно почуял перемену в настроении.
— Он еще улыбается! Я думаю, суду все ясно, — безапелляционно заявил он. — Спасибо, мальчик. Теперь мы имеем достаточное представление о том, какой истец преподаватель.
— Я рад за вас, — проговорил Султанов.
— Слышали? — вскричал адвокат. — Его судить надо за развращение малолетних, а он еще издевается над нами, — он сделал паузу, остужая праведный гнев. — Но да Бог ему судья.
— Не поминай имя Господа всуе, — опять встрял Султанов.
— Негодяй! — прошипела Маргулис. — Как у него язык только повернулся? Это же дети!
Сенаторов подошел вплотную, кольнул взглядом сквозь сверкнувшие очки и тихо проговорил:
— Сейчас тебе будет не до шуток. Я прошу вызвать следующего свидетеля. Его зовут Вениамин Герберт!