Контуженый
Шрифт:
Чапай дает возможность осмыслить его слова и добавляет:
— И самое главное. Вы идете воевать не за Донбасс, не за новую Украину. Вы воюете за Россию, за наш общий дом, за свои семьи, за наше будущее! — Он немного смущен и завершает тише: — Это не пафосные слова, братцы, это правда. Не мы начинали эту войну, но нам ее заканчивать.
Чапай пожимает руку каждому бойцу. После его слов до меня доходит, что теперь я буду воевать не только за наше будущее, но и за смерть друзей, которых
Под неистовую и тревожную музыку «Полета валькирий» Рихарда Вагнера парни грузятся по машинам. Грузовики выезжают за ворота учебной базы, музыка стихает. Некоторое время Чапай смотрит им вслед затем делает мне знак — за мной.
В кабинете Чапай вручает мне увесистый пакет с деньгами.
— Здесь три миллиона рублей за тяжелое ранение согласно контракту.
Я расписываюсь, убираю деньги в рюкзак. Вспоминаю погибших товарищей.
— А за гибель Шмеля и Чеха?
— Уже выплачено. — Чапай смотрит бумаги: — Согласно доверенности по пять миллионов рублей за каждого получила Солнцева Злата Павловна.
В моей дырявой башке ворочаются большие числа. Пять плюс пять — десять. Плюс наши зарплаты и премии. Сколько же всего увела Злата?
Чапай выкладывает на стол две коробочки и раскрывает их.
— За проявленное мужество и героизм бойцы ЧВК «Вагнер» с позывными Чех и Шмель награждены медалями «За отвагу». Поручаю тебе передать медали родственникам. Сможешь?
— Так точно! — отвечаю я в соответствии с уставом.
Рассматриваю медали, раскрываю удостоверения, где записаны настоящие имена Антон Солнцев и Денис Шмелев. Награждены посмертно. Никак не могу привыкнуть, что друзей нет и не будет.
Вопросительно смотрю на Чапая. Он понимает меня, но не полностью.
— Твоя награда — это жизнь.
— Где их похоронили?
— В той же деревне на кладбище, как героев. После победы по желанию родных перезахороним с воинскими почестями на родине.
Я смахиваю наградные коробочки в рюкзак. Это всё, что осталось от моих лучших друзей.
— Разрешите идти, Чапай?
— Погоди. — Он достает еще одну бумагу. — Поступил рапорт от командира батареи Тарантино. Догадываешься, что в нем?
Я помню разговор с командиром по телефону.
— Тарантино звонил мне в больницу. У ребят вопросы про ту ночь, когда… — Я сплетаю пальцы в замок и стискиваю ладони.
Чапай прерывает затянувшуюся паузу:
— И каковы ответы?
— Не помню, — выдыхаю я. — Амнезия! Ты же читал выписку.
— То врачи пишут, а мы с тебя спрашиваем. Пока не ответишь, ты под подозрением.
— В предательстве?
Чапай молчит. Его молчание красноречивее слов. Я срываюсь:
— И как мне быть?
— Поправляйся, Контуженый.
— Чтобы меня обнулили,
— Чтобы вспомнить и ответить.
15
В Дальск я возвращаюсь поздно. Смотрю на окна родного дома. В моей квартире темно — мама на хлебозаводе печет хлеб для города.
Нахожу квартиру Солнцевых, там светится одно окно. Не иначе Павел Петрович проверяет сочинения на тему «Как я провел лето». Учитель литературы уверял: перечитаете когда-нибудь, вспомните, улыбнетесь. Мое лето 2022 года поселилось в моей башке навсегда и улыбок не вызывает.
Потоптавшись, я прихожу к выводу, что в моем рюкзаке добрые вести, и иду к Солнцевым. Меня встречает Павел Петрович. Вслед за ним прохожу на кухню. Он сдвигает тетрадные листки на край стола, я выкладываю государственную награду. Появляется Анна Николаевна в ночной сорочке.
Я объявляю:
— Вашего сына наградили медалью «За отвагу». За героизм и мужество!
Павел Петрович рассматривает медаль, Анна Николаевна вчитывается в удостоверение.
Я пытаюсь подобрать правильные слова:
— Мы были единым организмом. Я — мозг, Антон — глаза, Денис — руки.
Анна Николаевна смотрит на меня с непониманием.
Я объясняю:
— Антон был наводчиком миномета. Целился быстро и точно. На фронте как: либо мы попадем, либо по нам прилетит.
— Антоша с детства самый смелый. Помнишь, Павлик, как он с гаража спрыгнул? Ногу подвернул, а остальные побоялись.
На женском лице проступают слезы. Я вспоминаю, как Денис столкнул Антоху с гаража, и понимаю, что нужно его маме.
— Точно! И в школе, и на фронте он самый смелый! В первом бою мы все струсили, бросили миномет, посыпались в окоп, зажались. А Антон один, по врагам лупил, как положено. Мину за миной! Даже ветеран из штурма, который Сирию и Африку прошел, его отметил.
Я рассказываю родителям о подвигах погибшего сына, много привираю, лишь бы женские слезы были не от горя, а от умиления. И добиваюсь своего. Лицо Анны Николаевны светится от гордости за Антона.
А в моей голове разрастается черная боль.
— У тебя кровь из носа, — замечает Павел Петрович.
Я торопливо вытираю нос бумажной салфеткой, которые теперь всегда со мной. Удивляюсь. Оказывается, мой нос-индикатор реагирует не только на чужую ложь, но и на мою собственную.
Павел Петрович достает водку, наполняет рюмки и просит:
— Помянем нашего Антона.
Я выпиваю. Мутные мозги с трудом находят нужные слова, и я спрашиваю про Злату:
— Злата звонила? Она обещала, как освоится…
Анна Николаевна меняется в лице: