Копье Пустыни
Шрифт:
– Мои сыновья не отдадут наше племя без боя точно так же, как я, – ответил Альэверак.
Джардир знал, что это правда, и все же ему не хотелось убивать Альэверака. Слишком много достойных мужчин уже пало. Грядет Шарак Ка, и Ала нужен каждый воин. Джардир вспомнил простертого на песке Пар’чина, и от стыда в его сердце проснулась жалость.
– После твоей смерти я позволю твоему сыну бросить вызов моему, – наконец предложил Джардир. – Пусть твои сыновья сами выберут бойца.
Уступившие Дамаджи злобно заворчали, но Джардир сверкнул глазами.
– Тихо! – гаркнул он,
Дамаджи становился все бледнее от кровопотери. Если он не уступит, Джардир немедленно его прикончит, чтобы он умер с оружием в руках.
Но Альэверак поклонился, глядя на свое окровавленное плечо.
– Я принимаю твое предложение, хотя этот день может наступить раньше, чем ты думаешь.
Он был прав. Сыну Джардира от Каши, Маджи, всего одиннадцать, и сын Альэверака легко с ним справится, если Дамаджи умрет от этой раны.
– Хасик, отведи Дамаджи Альэверака в шатер дама’тинг, – приказал Джардир.
Хасик направился к старику, но Альэверак вскинул руку.
– Я хочу увидеть, чем закончится этот день, и пусть Эверам решает, жить мне или умереть.
Металл в его голосе заставил Хасика отшатнуться. Джардир кивнул и повернулся к Амадэвераму, последнему Дамаджи между ним и съежившимся андрахом.
Амадэверам был моложе Альэверака, и все же ему перевалило за семьдесят. Тем не менее недооценивать его было глупо, особенно после того, как проявил свое мастерство древний священник.
– Меня тебе придется убить, – сказал Амадэверам. – Я не поддамся на льстивые посулы.
– Очень жаль, Дамаджи, – поклонился Джардир, – но я пойду на это, чтобы объединить племена.
– Убьешь меня сейчас или когда подрастет твой сын – все равно это убийство.
– Ты одной ногой в могиле, старик! Не все ли равно?
– Вольному племени Каджи не все равно! Мы сидели на Троне черепов сотню лет и просидим другую!
– Нет. Я положу конец племенам. Красия вновь станет единой, как во времена Каджи.
– Посмотрим. – Амадэверам принял позу шарусака.
– Эверам будет рад встрече с тобой, – поклонился Джардир. – У тебя сердце шарума.
Меньше чем через минуту Джардир поднял взгляд на андраха, скорчившегося на возвышении.
– Ты – оскорбление черепам отважных шарумов, которые попирает твой жирный зад. Спустись, и покончим с этим.
Андрах даже не попытался встать, а лишь забился вглубь величественного трона. Джардир нахмурился, взял Копье Каджи и поднялся по семи ступеням к Трону черепов.
– Нет! – крикнул андрах, съежился в комок и закрыл лицо, когда Джардир занес копье.
Больше дюжины лет Джардир ежедневно представлял, как убивает андраха – с тех пор, как застал толстяка на своем супружеском ложе. Кости Инэверы обещали, что однажды он отомстит, и Джардир отчаянно цеплялся за пророчество. Лишь алагай’шарак даровала ему краткое забвение, и каждый рассвет, который встречал андрах, был жестоким ударом по чести Джардира. Сколько раз он проговаривал слова, которые скажет толстяку перед смертью?
Но теперь во рту Джардира горчило от омерзения, словно от желчи. Этот жалкий кусок мяса встал во главе Красии задолго до рождения Джардира и все же не может набраться смелости посмотреть смерти в глаза. Он хуже, чем хаффит. Хуже, чем грязные свиньи, которых пожирают хаффиты. Он не стоит и единого слова.
Убийство не принесло долгожданного облегчения. Скорее, Джардир совершил благое дело, избавив мир от подобного ничтожества.
Джардир натянул поверх черных одежд шарума белое одеяние андраха, пропитанное кровью. Все взоры были обращены на него, но он выпрямился под их бременем и повернулся к собравшимся.
Альэверак лежал на полу, и дама Шевали зажимал его рану. Труп Амадэверама лежал посреди лестницы. Джардир наклонился к Дамаджи и сорвал черный тюрбан с его головы.
– Дама Ашан из племени Каджи, выйди вперед, – приказал он.
Ашан подошел к подножию лестницы, опустился на колени и прижался к полу ладонями и лбом. Джардир снял с друга белый тюрбан и заменил его черным тюрбаном Дамаджи.
– Дамаджи Ашан возглавит Каджи, – объявил Джардир, – и передаст черный тюрбан своим сыновьям от моей сестры Аймисандры, если пожелает.
Он обнял Ашана как брата.
– Дневная война окончена, – произнес Ашан.
Джардир покачал головой:
– Нет, друг мой. Она только начинается. Необходимо восполнить потери, набить животы наших женщин и приготовиться к Шарак Сан.
– То есть… – начал Ашан.
– Мы выступим на север, завоюем зеленые земли и поведем их мужчин на Шарак Ка.
Оставшиеся Дамаджи ахнули, но никто не посмел оспорить его слова.
Через мгновение шарумы, охранявшие вход, вздрогнули и поспешно расступились. Через дверь потекли Дамаджи’тинг и жены Джардира. Закон Эведжана запрещал мужчинам поднимать руку на дама’тинг, поэтому власть Джардира над женщинами была ограниченна, но в шатре дама’тинг велись свои интриги, и, похоже, что Инэвера оказалась в них столь же искусна, сколь в манипулировании мужчинами. На всех женах Джардира были черные платки и белые покрывала поверх белых одеяний дама’тинг в знак того, что они наследуют Дамаджи’тинг своих племен. И как Инэвере это удалось?
Белина, жена Джардира из племени Маджах, бросилась к Альэвераку. Джардир легко узнавал своих жен даже в полном облачении. Никакие покрывала не могли скрыть пышные формы Каши или рост Умшалы. Белину легко было узнать по походке. Дамаджи’тинг Маджах шла следом и казалась скорее ученицей, а не госпожой.
Джардир тщетно искал взглядом Инэверу. Внезапно шарумы застыли от страха. В зал вошла первая жена Джардира – в том виде, в каком ее было дозволено лицезреть только мужу. Разноцветный шарф и покрывало просвечивали, невесомые лоскуты ткани окутывали тело, как дымка, выставляя ее красоту напоказ. Черные как смоль волосы были схвачены золотой сеткой и умащены благоуханными маслами. На руках и ногах звенели браслеты из меченого золота с драгоценными камнями. На Инэвере не было знаков положения или ранга. Лишь мешочек с хора на поясе свидетельствовал, что она не просто любимая постельная плясунья богатого Дамаджи.