Корабельщик
Шрифт:
Интересно, что вся площадь карты была закрашена в коричнево-голубые тона, где яркие, а где тусклые, но Вивария осталась полностью белой. А ведь мореходы издавна бороздят моря и океаны. Наверняка, раз так точно обрисовали остров, они должны были высадиться на нем и нанести на свои путевые планшеты разные реки, горя и озера. Или там одна сплошная пустыня, в которую никто не решился углубиться?
Максим нередко вспоминал завсегдатая харчевни “Студиозус”, а тут и вовсе решил, что Платона необходимо навестить. Он почувствовал заметный укол совести, потому что мог бы и раньше озаботиться судьбой старика –
На другой день Максим помог приладить дочери под куртку петлю для ножа, чтобы ловчее было отбиться от хулиганов, и наказал ей не убегать далеко от дома. Часов в десять, прихватив трактат Капитонова, он отправился на Колчедановую. Жизнь в столице постепенно налаживалась, словно подстраиваясь под цветение природы. Вместе с дикой травой, что прошлогодними пучками возникла из-под снега, на дорогах появились мобили и конные повозки. На них в основном передвигались крестьяне, под охраной гвардейцев доставлявшие на рынок продукты. Торф заметно упал в цене, и дрова тоже вскоре должны были подешеветь.
Трупов на улицах попадалось значительно меньше, чем обычно, так же как и похоронных команд. Многих мертвых, остававшихся еще с зимы и занесенных снегом, успели откопать и сжечь. Среди них, наверное, как с болью надеялся Максим, были и Домна с Ермилом.
Он читал в газете, что значительная часть похоронщиков перешла на работу во вновь образованные “этические суды”. Они-то и наказывают преступников, покусившихся на жизнь и здоровье сограждан, и сжигают их тут же, в Храмовых печах. С другими правонарушителями стало бороться Метрическое ведомство, как самое осведомленное, и ему придали часть гвардейского корпуса Навии, чтобы солдаты приводили приговоры в исполнение. Для экономии боеприпасов, согласно отдельному Указу главы кабинета министров Пименова, они закалывали преступников штыками. Особая же категория преступников, которые не убивали, а скрывали от Смерти больных или раненых, подлежала наказанию самим Храмом.
Двор здания на Колчедановой по-весеннему шумел детскими голосами и строгими окриками взрослых, которым детвора чем-либо мешала. Максим опять изловил какого-то мальца в расстегнутом овчинном пальто и спросил его о старике с последнего этажа.
– Нету его! – загнанно сопя, отозвался парень. – Пропал! Сгинул! Не знаю я!
– А квартира?
– Дак уж давно в ней живут. Как Короля боньбой убили, так и въехали туда.
Он умчался, а Максим после очень недолгих раздумий вошел в полутемное, сырое парадное и стал подниматься по лестнице. Дверь стариковской квартиры выглядела по-другому – ее обшили буйволовой кожей и навесили удивительную табличку со словом “Занято”. Молодой кораблестроитель гулко постучал, чем вызвал в квартире всплеск самых разных шумов – от злобного лая до женского возгласа.
Внезапно дверь распахнулась, и Максим увидел наставленный на него револьвер. Пониже виднелась ощеренная морда пса, нетерпеливо рычащего. Посетитель поднял взгляд выше и едва не охнул от удивления.
– Шушаника!
Женщина прищурилась и внимательно оглядела гостя, а потом вдруг широко улыбнулась и опустила руку с пистолетом. Только
– Проходите же, сударь, – сильно коверкая слова, сказала она. – Вы ведь зоветесь Максим, кажется? Элизбар иногда поговорит о вас. Испить чай будете?
Корабельщик вошел в бывшую квартиру старика Платона и почти не удивился тому, что здесь стало намного светлее и как-то приветливее, что ли. Даже злобный поначалу пес оттаял и взмахнул куцым хвостом, с интересом обнюхав широкий карман Максимовой куртки. Но он извлек из него не кусок сахара или окорока, а всего лишь пыльный томик, чем заметно разочаровал животное.
– Чай? – сказал гость по-дольменски. Он так давно не практиковался в языке, что решил не упускать такой возможности. – Немного. У меня книга, которую я взял отсюда…
– А, из библиотеки Платона? – спросила Шушаника уже из кухни. Она с легкостью перешла на родной язык. – Откуда она у вас, сударь? Вы знали этого доброго старика?
Вскоре Максим уже сидел напротив дольменки за столом, покрытым чистой белой скатертью, и отхлебывал из огромной кружки вязкий коричневый напиток. Он успел рассказать Шушанике о визите к Платону и о том, как тот всучил ему странный трактат, содержание которого осталось для Максима во многом неясным. Он пока не понял, стоит ли делиться с хозяйкой открытиями вроде Виварии и охлаждения Солнца к земле. Она же вежливо слушала его, вставляла короткие реплики и кивала, с открытым наслаждением слушая и выговаривая дольменские слова.
– А как вы оказались в этой квартире? – спросил наконец Максим. Он только и ждал удобного момента, чтобы поднять эту тему.
– О! Наша жилище сломали. – Она внезапно перешла на селавикский. Наверное, не хотела, чтобы родина хоть одной частицей связывалась у нее в памяти с тем, что она собиралась рассказать. – Помните эта жуткая неделя в февраль? Окно выбил, дверь в дырку превратил… Какие-то нехороший человек узнал, что муж работал в Военное ведомство, вот и придумали нас убить. Но у Эли был большая пушка… нет, “магазин”, и револьвер. Мы стрелять пулей. Много погибло враги, но сломали мебель сильно тоже.
– И вы переехали сюда? – помолчав, продолжал расспросы гость. – Но почему именно сюда?
– О, я не знаю, правда. Просто Эли сказал, что нам следует поменять квартиру, все равно старую было очень трудно восстановить. К тому же она мне не очень нравилась, потому что окнами на север. А эта на восток, и по утрам в комнату светит Солнышко. Платон куда-то уехал, а книжки и другие вещи он оставил мужу. Не знаю, почему. Наверное, у него не было родственников. Это очень странный старик, совсем седой и дряхлый…
– Да, я помню, – пробормотал Максим. – Значит, вы не знаете, что с ним случилось?
Шушаника отрицательно помотала головой.
Так и закончился его визит в квартиру Платона, теперь уже бывшую, не дав ответа на главный вопрос: что это был за человек и как он ухитрился дожить до такого преклонного возраста.
Спустя два дня корабельщик пришел на работу в Военное ведомство и поднялся в тот же кабинет, какой в свое время посещал по вызову Магнова. Гвардеец в холле выдал ему ключ от помещения и даже отдал честь, хотя Максим и не имел на одежде зеленого бантика.