Корабельщик
Шрифт:
– Что ж, блестяще, господин Рустиков, – сказал профессор Онисимов, рассеянно выслушав ответ Максима на простой вопрос о форме корабельного корпуса. – На какие составляющие можно разделить полное сопротивление воды?
– Сопротивления формы и сопротивление трения. Это позволяет открыть закон перемещения жидких частиц…
– Довольно, довольно, – прервал его профессор с улыбкой. – Полагаю, теперь вам не составит труда самому спроектировать остойчивое и крепкое судно.
– Если бы оно еще кому-нибудь могло понадобиться, – пробормотал студент.
– Обязательно, батенька мой, – оживился профессор, но как-то фальшиво. Видно,
Онисимов отвлекся, увидев через открытую дверь аудитории знакомого преподавателя, и стал собирать бумаги со стола. Экзамен превратился в легкую формальность.
– Зайдите в канцелярию, для вас уже приготовлен диплом кораблестроителя, – бросил профессор и быстрым шагом покинул кабинет. Максим в последний раз обвел взглядом помещение с такими знакомыми партами и шкафами, полки которых со множеством моделей разных исторических кораблей он успел изучить едва ли не до последней царапины. Что ж, вот и закончилась еще одна, жуткая и холодная страничка в его жизни.
Переезд из общежития в город занял у Максима утро следующего дня. Он заблаговременно нанял в прокатной конторе телегу с одной лошадью, чудом выжившей в передрягах, и упаковал чемодан вещами и книгами.
– Что-то маловато вы имущества нажили, сударь, – добродушно сказал ему кургузый мужичок в треухе, нахлобученном на самые уши несмотря на довольно теплую погоду. Впрочем, с Кыски дул ощутимый сырой ветерок, да и снег по обочинам дорог еще не успел исчезнуть. Возле железнодорожной насыпи и в щелях моста он был совершенно черным от паровозной копоти. – Один-то баул только.
– Всего полгода и прожил в Навии, – ответил Максим. Телегу нещадно трясло, а колеса у нее оказались скрипучими.
– Никак из нивирситета погнали? – осклабился возница. Бывший студент не ответил, рассеянно кивая. – Эх, меня-то тож с моей пашни попросили. Всю-то жизнь в общине прожил, а как наделы раздали, так и разорился. Уж больно дорого мне вышло с отруба зерно возить, да пока дров ли торфа добудешь, семь потов сойдет. Луговина сырая досталась, да река-то далече. И дом никак не отстроить до крыши, лес повырубали. Вот и батрачил, пока не надоело, а детей с женой еще в первую зиму схоронил. Теперь уж третий год тут извозом занимаюсь…
Он продолжал бубнить что-то о местных нравах и притеснениях хозяина, но молодой корабельщик не слушал. Он размышлял о том, что полученные знания вряд ли теперь пригодятся ему, потому что в канцелярии Университета выпускнику вручили строгую бумагу из Военного ведомства. Согласно ей он призывался на службу и обязан был явиться по известному адресу всего через три дня после окончания курсов.
Подписал ее Элизбар Магнов. Максим с удивлением узнал, что бывший сотрудник Академии, а ныне военный назначен товарищем самого министра и теперь ведает многими вопросами своего ведомства, пока сам министр занимается более “высокими”, почти политическими делами в Собрании и у Председателя кабинета.
Возле квартиры он столкнулся с потертым типом в полушубке и с непокрытой головой, однако так заросшим волосами, что черт лица было почти не разобрать. Тот постукивал в дверь и время от времени выкрикивал:
– Открой, девочка! Пусти дядю пожить, пока он замочек не сломал.
– Эй, ты чего тут делаешь? – мрачно спросил Максим.
– Вали отсюда, – вяло ответил тот. – Девке одной многовато будет. А мне сгодится.
– Документы! – сказал Максим, разворачивая мужика к себе лицом и приставляя ему к животу дуло незаряженного револьвера. Теперь он никогда не расставался с оружием, вот только патронов к нему все забывал прикупить.
– Да ты кто такой? Не имеешь права без суда! – заюлил незваный гость. Он стал медленно пятиться к лестнице, думая, очевидно, улизнуть. Хлипкое плечо под сжатыми пальцами корабельщика дергалось, а сустав хрустел. – Твои-то где бумаги?
– Беги, вонючка, пока не пристрелил. Я тут живу, понял, и не вздумай больше здесь появиться. – Он зло толкнул бродягу вниз, и тот едва удержался на ногах, цепляясь за перила и сбегая по ступеням. – Суды им подавай, грязь дорожная… Я тебе и судья буду, и палач.
Тип погрозил Максиму кулаком, что-то бормоча себе в бороду, и сбежал вниз, а корабельщик подхватил чемодан и открыл квартиру. Касиния сидела в дальнем углу комнаты и стискивала в ручонке кухонный нож, а на глазах у нее застыли слезы. Завидев отца, она отбросила оружие и кинулась ему на шею, однако не заревела, лишь хлюпнула носом.
– Все в порядке, малышка, – сказал Максим. – Я уже вещи привез, будем с тобой вдвоем жить…
Ближе к вечеру он стал разбирать свои пожитки и вывалил их на пол. Днем ему удалось купить на рынке банку керосина, потратив всего полталера, и в комнате было светло. Буржуйка весело потрескивала, и на теплой трубе, тянущейся до самого окна, были развешаны постиранные вещи.
– Сколько книжек! – обрадовалась Касиния и принялась ворошить их. – Почитаешь? Как называются?
– Давай так: час читаю, а потом спать. Годится?
– У-у-у!
Расставляя книги на единственной полке, до этого занятой горшками с цветами, он наткнулся на “Изменчивый мир” Модеста Капитонова. “Как же я забыл?” – подумал молодой корабельщик, невидяще перелистывая трактат о природе земли. Размышлять о похолодании Солнца в эти весенние дни, когда света стало так много, а бывший снег ручьями побежал вдоль тротуаров, казалось странным. Но слова забытого природника все равно влекли Максима. На этот раз его заинтересовал раздел о географии, как-то ускользнувший от его внимания при первом изучении трактата.
Раскрыв книгу на нужной странице, Максим развернул спрессованную временем карту мира, она захрустела тонкой бумагой. Разглаживать древний лист он не решился, осторожно придавив его уголки тонкими детскими книжками. Места сгибов были почти вытерты, словно когда-то этой картой много пользовались или попросту рассматривали. Выглядела она необычно, потому что в центре мира художник расположил не Селавик, а Роландию. Эта колония, сейчас уже фактически отделившаяся от Селавика, находилась на пунктирной линии под названием “экватор”, и по размерам раза в два превосходила любую культурную страну – хоть Дольмен, хоть Магну, не говоря уж о карликовом Аваке. А у самого правого края карты Максим обнаружил довольно крупный остров, название которого до этого никогда не попадалось ему на в одной книжке. Поперек похожего на лепешку белого пятна, обведенного береговой чертой, тянулась странная надпись – “Вивария”.