Король медвежатников
Шрифт:
— И кто же в этом виноват? — усмехнулся Савелий, посмотрев на сцепленные руки комиссара.
Пальцы господина Лазара разжались, потом сжались вновь. Нервничает комиссар, с чего бы это?
— Вы в нашем городе сравнительно недавно, а уже успели принести нам столько хлопот.
— Позвольте спросить, каких именно?
Комиссар едва заметно улыбнулся:
— Вы не наивный мальчик, не будем вдаваться в детали. Вы сами все прекрасно знаете. У меня пока нет доказательств, но они будут. Давайте лучше вернемся к случаю, который произошел
— А что, собственно, случилось? — удивленно вскинул брови Савелий.
— Вы не знаете? Вас кто-то хотел убить. Вы можете мне сказать, почему?
— Не могу, — развел руками Савельев.
На губах воскресшего Будды появилась безмятежная улыбка. У китайцев существует поверье, что Будда в доме — к счастью. У Савелия имелись весьма существенные основания поспорить с этим постулатом.
— Это как же вас понимать? Вы не хотите поделиться со мной собственными соображениями или просто ничего не знаете?
С момента их последней встречи как будто бы ничего не изменилось. Комиссар сидел в том же кресле, даже костюм на нем был прежний — синий, в мелкую тонкую полоску. На столе стояла все та же бутылка вина, вот только отсутствовали бокалы. А доставать их Савелий не спешил.
— Дело в том, что я бы и рад… Но я просто понятия не имею, кто в меня стрелял.
С минуту комиссар Лазар молчал. А потом энергично закивал головой:
— А знаете, я вам верю. В моей практике встречались подобные случаи.
Савелий едва заметно улыбнулся. Все-таки этот комиссар настоящий душка. Надо бы достать бокалы, как велят законы гостеприимства.
Бокалы были те же самые, с выгравированными виноградными гроздьями на хрустальных прозрачных боках. Савелий выставил их на прежнее место, чуть сдвинув от центра стола. Всякая мелочь должна смахивать на их предыдущую встречу.
Тонкое напоминание о прерванном диалоге.
В бокалы полилось вино — густое и терпкое.
— А вы щедры, — мягко сказал комиссар Лазар. Опять знакомый сарказм. Точно такого же изысканного качества, как дорогое французское вино.
— Всегда рад угодить почетному гостю, — с той же интонацией произнес Родионов. — Вы у нас так редко бываете.
— Шутить изволите? Ну-ну… Да, хочу спросить, вам понравился спектакль? — поставил бокал с вином на скатерть комиссар. — Сам я, знаете ли, не большой любитель, но, может быть, если бы вы мне что-то рекомендовали, так я бы обязательно сходил.
Глаза у комиссара были наивными, как у пятилетнего ребенка во время воскресного причастия. Даже обманывать такого — смертный грех.
— А вы, я вижу, осведомлены о моих… экскурсиях. Впрочем, что я удивляюсь, у вас работа такая. — Савелий вновь вспомнил старичка с благородной внешностью, чей взгляд он поймал, когда беседовал с шантажистом. Оказывается, филеры могут быть и такими. — Мне всегда нравился балет. Я вам настоятельно рекомендую сходить на спектакль, — отвечал Савелий, мягко улыбнувшись.
Допив вино, Лазар поднялся:
— А все-таки вы удивительный человек. Вокруг вас происходит столько событий, а вы ничего не замечаете.
— Наверное, я просто счастливый человек, — с улыбкой уточнил Савелий.
— А откуда у счастливого человека «браунинг»? — взгляд комиссара сделался жестким.
— Я купил его в Бельгии, в оружейной лавке. Хочу заметить, что никаких законов не нарушал. Пистолеты в этой стране находятся в свободной продаже.
— А ведь вы очень опасный человек, господин Родионов. Имей я достаточно оснований, так я бы давно уже вас арестовал.
— Мне кажется, что вы относитесь ко мне предвзято. Только вот не пойму почему. Вас проводить или вы сами доберетесь до калитки?
— Эх, мсье Родионов, — покачал головой комиссар. — Когда-нибудь я приду в ваш дом с ордером на обыск, — пообещал он и, не попрощавшись, направился к двери.
— Хочу пожелать вам успеха, — сказал ему в спину Савелий, стиснув зубы.
Когда комиссар вышел за порог, Родионов посмотрел в окно.
Лазар передвигался с завидной легкостью. Огромный, с покатыми плечами, он напоминал выпущенный снаряд, и каждый, встречавшийся на его пути, старался свернуть в сторону, чтобы не быть сбитым многопудовым телом.
В конце улицы комиссара поджидал экипаж. Заметив подошедшего Лазара, извозчик проворно соскочил с козел и, ухватив его под локотки, помог взобраться. После чего прытко занял свое место и, огрев лошадку плетью, заторопился вдоль улицы.
Мастерская размещалась в центре Парижа, близ площади Согласия. Это, конечно, не отдаленные кварталы, какие предпочитают безденежные художники.
Первое, на что обратил внимание Савелий, так это запах свежей краски, мощно шибанувший в ноздри. А вот дальше, когда перешагнул порог, конечно же, удивился пространству, залитому светом, и еще множеству разноцветных пятен на полу, изрядно затертых подошвами. В Париже подобная площадь — большая роскошь, а следовательно, можно было сразу сделать вывод о достатке человека, стоящего у холста.
Он преуспевал!
Мужчину такого типа легче представить с кайлом в руках, чем сжимающим в пальцах невесомую кисточку. Заметив Савелия, он нисколько не удивился его появлению, лишь слегка нахмурился. Но прерывать своих занятий не пожелал. Беличья кисть уверенно трогала холст, нанося легкие мазки. Получалось не очень качественно, почти грубо, но художник не обращал внимания на явные промахи, — процесс явно доставлял ему наслаждение. Он на минуту отвлекся от работы, чтобы посмотреть на холст с расстояния двух шагов. Щелкнул удовлетворенно языком, покрутил головой и вновь вернулся к полотну. Так работать могли только большие мастера, забывая не только про хлеб насущный, но и про сон. Оторвать их от создания шедевра могла разве что брошенная под ноги бомба или закончившиеся краски. Так и подмывало посмотреть через плечо и оценить сотворенное.