Королевская канарейка
Шрифт:
— Не бойся, богиню она не тронет. Но высшие брауни не любят внимания к себе. Помню, в детстве так же сюда пролез и еле удрал от неё, а потом она ещё и батюшке нажаловалась. Меня в тот же день отправили в военный лагерь, на два года раньше положенного, и выпустили только через четыреста лет)
С запоздалым испугом за него спросила:
— Она могла тебе навредить?
— Нет, что ты, богиня… максимум ударить и выбросить отсюда. Мы же одно целое с брауни и чувствуем друг друга.
Я помалкивала, думая, что светлый мой возлюбленный, сейчас поблёскивающий глазами не хуже встреченного чудовища, состоит в родстве, физическом и ментальном, с этими грибами-тентаклями-инсектоидами
— Эрин Ласгален готовится к войне?
И потому, как принц опустил глаза и замялся, поняла, что да. Огорчилась.
— Но с кем, почему? Саурон погиб давно, Кольцо Всевластия уничтожено, всё тихо и спокойно, нет?
— Давно — вот ключевое слово… Мы живём долго, богиня, и цикличность истории чувствуем. Раз лет в сто пятьдесят-двести заварушки случаются, это норма. Надеяться лучше на мир, а готовиться к войне. Это из плохого. Из хорошего — конкретной угрозы нет. По крайней мере, разведка не приносит плохих вестей. Военные на юге, в королевстве Келеборна, активизировались, и в Лориэне тоже, но это неудивительно. Твоё присутствие в мире не даёт покоя королям, а то, что сердце твоё не принадлежит никому — ведь не принадлежит? — я опустила глаза, и он, невесело усмехнувшись, продолжил, — наводит их на разные мысли. Вот и Элронд скоро прибудет… с дружеским визитом. Заодно и посмотреть, не обижают ли тебя в Эрин Ласгалене — ему хорошо известно, что отец нарушил законы неба. По этому поводу армии приведены в боеготовность.
Я прислонилась к стеночке. Подышала. Когда смогла говорить, спросила:
— То есть, если я дам понять или он сам решит, что меня… гм… обижают, то начнётся война?
Леголас просто ответил:
— Да, — и, обеспокоенно посмотрев, как я хватаю ртом воздух, — богиня, просто ты чаще являла свою милость Лориэну, а не Эрин Ласгалену, и, если бы отец не помешал владыке Элронду, тот притянул бы тебя в Лориэн. И ему, скорее всего, до сих пор кажется, что случилась ошибка, и что ты охотно согласишься перебраться туда — стоит только спросить. Однако Элронд действительно добр, великодушен и честен, — «в отличие от моего отца» не прозвучало, но я поняла, — и, если увидит, что ты счастлива, то пакости устраивать не будет, просто уйдёт.
Итак, кольцом в этом мире являюсь я. И могу провоцировать заварушки, как легкомысленно выразился о глобальных потрясениях его высочество. Стало трудно дышать и захотелось на поверхность, к солнышку и ветерку. И, может быть, уехать из дворца куда-нибудь.
И уже через час мы ехали. Куда-то. Принц во дворце сидеть не сильно любит, и малейшее желание его покинуть встречается с энтузиазмом.
Навестили Мортфлейс — она живёт одна, в огромном дереве, похожем на тис. Что-то хвойное, но с очень нежными пушистыми иголочками и усыпанное красными ягодками. Нижние ветви огромного дерева плащом накрывали полянку, и я с интересом потянулась к ближайшей. Леголас торопливо предупредил, что ягодки несъедобны, даже от одной поплохеет, и я скорбно задумалась, насколько прожорливой ему кажусь.
Моя бывшая телохранительница обрадовалась, и я поняла, что обиды на Леголаса она не держит. Да, из
Какой у неё счастливый, устремлённый в себя взгляд, какие мягкие и плавные движения! И при этом видно, что эмоционально нестабильна. Когда я взяла её руки в свои и наобещала, что она легко выносит и родит здоровеньких младенцев, — Мортфлейс заплакала. Я вздохнула, подумав, что это у неё гормоны играют, и поутешала. И постаралась уйти поскорее — чувствую я себя сапожником без сапог, а чужому счастью завидовать нечего. Да и думать об этом смысла нет — Ланэйр же всё по полочкам разложил. Нет так и нет, не стоит себя травить. Но жаль.
Пуща завораживающе прекрасна, когда её показывает тебе эльф. Таким покоем и светлой силой веяло от древнего леса, что уже к вечеру я перестала думать, не надо ли мне побыстрее исчезнуть из этого мира. Не хочу быть причиной бед и кровопролития, но, в конце концов, эльфы светлы и прекрасны, и как-нибудь обойдётся. Ородруин подождёт.
Леголас не торопился обратно, я тоже. Мне нравилось, что я пахну лесом и принцем, и что мы как будто одни в зелёном океане. Была счастлива.
Дня через три, когда мы сидели у костерка на берегу реки, из темноты вынырнул королевский олень, и Трандуил церемонно поприветствовал сына, после чего молча подхватил меня к себе.
Поразительно, как легко олени движутся по чаще, гораздо легче лошадок. Я сначала решила, что король сердится и хочет увезти меня во дворец, но Трандуил в ответ на эти мысли мирно усмехнулся:
— Irima, я не хочу, чтобы ты смущалась мыслями о том, что твои крики слышны моему сыну, только и всего. И да, сейчас сердиться будешь ты.
Меня тут же начали смущать мысли о том, что он имел в виду, а потом дошло: горячих источников и расслабляющего травника поблизости не имелось, зато возбуждение короля я чувствовала очень хорошо.
Он уже остановился и снимал меня с оленя.
— Что ж, в следующий раз ты подумаешь, стоит ли надолго уезжать. Встань, упрись руками в дерево.
Я встала, ещё не веря, что он собирается так, сразу, и охнула, когда он упёрся и начал проламываться внутрь без подготовки.
— Больно!
— А мне хорошо. Потерпи, irima… я очень хочу, я так соскучился…
Шёпот был сладок, и отчасти действовал, как обезболивающее, но Трандуил был тороплив и не дожидался, пока я расслаблюсь. Так жёстко и скомканно он никогда этого не делал, и я поняла, что правда соскучился, и старалась терпеть, но не выдержала и заскулила, когда он втиснулся ещё немного.
— Всё-всё, сладкая, глубже не буду, я понимаю, — с трудом, дыша сквозь стиснутые зубы, — но я так хочу, чтобы это было на ложе, и чтобы ты всхлипывала от желания, а не потому, что я раздираю твоё нежное лоно! Потерпи сейчас, я не могу больше, — и начал двигаться, всё сильнее и быстрее.
Под конец я уже действительно кричала и всхлипывала только от боли, и, когда он, кончив, нежно повернул меня к себе, мстительно вцепилась ему в грудь, но Трандуил только тихо засмеялся:
— Ну прости меня, прости… ты так сладко лишаешь дыхания, я не мог удержаться. Вольно ж тебе уезжать от меня… Я же знаю, ты думаешь, что равных мне в постели нет. Но для того, чтобы было так, нужна эта самая постель! Я король, и из мальчишеского возраста вышел, валяться по земле мне не нравится. Сейчас я верну тебя сыну, но возвращайтесь — или я начну сердиться.