Королевская канарейка
Шрифт:
Ага. Почему-то вспомнились сыщики из мультфильма про поросёнка Фунтика, жаловавшиеся донне Беладонне: «Хозяйка, пули свистели над головами!», а она бессердечно спрашивала: «А сапоги у вас над головами не свистели?» — и швыряла в них сапогом. Небось Глоренлин, таская смерть за усы, удовольствие получал, и далеки мои печали и страхи от этого чёртового экстремала.
— Эру Глоренлин, зачем вам была нужна смерть реликтового животного? — спросила с подковыркой.
Так и не поняла, поймался он или нет, когда шаман проникновенно ответил:
—
Угу. Отличная вещь. Я бы её тут же выкинула, а сама дёрнула в другую сторону.
— Ах, богиня, ну где же твой дух приключений? Расслабься, нам будет весело вдвоём.
Чёрт, чтобы с этим, так сказать, мальчишкой, мне было весело, чую, «радугу» мне надо хлебать стаканами. Не закусывая. Но, собственно, что я так переживаю? Один раз живём, а личность интересная. И меня вдруг как-то попустило. А может, это было пролонгированным действием «радуги», но кукситься я перестала и взбодрилась.
И выяснилось, что чётки нужны для меня. Пламя, отделившись от смертного тела, может не видеть ничего, или видеть не так, как в человеческом состоянии, но чётки увидит и вспомнит точно. И, возможно, призадумается, стоит ли уходить. Всё было просто, в описании Глоренлина, но ему всё было просто и весело, и к обряду он относился с лёгкостью и хамством профессионала:
— Смотри, когда я вскидываю руку с чётками, — он, до этого небрежно ими поигрывавший, совершил отчётливый жест, — тебе нужно попытаться их потрогать, не поднимая при этом рук. Просто ощутить намерение это сделать. Физически можешь не глядеть и не трогать, но намерение ощути, причём сильное, несгибаемое.
И мы в саду провели несколько часов. Я чувствовала себя цирковой собачкой, которую упорно так дрессируют, но шаман в промежутках травил весёлые байки, говорил о разном — было нескучно. И всё время, в самых неожиданных местах, вскидывал руку с чётками, и мне приходилось тренировать намерение их потрогать, не трогая при этом. Я наловчилась и почти не замечала уже, само начало получаться. Глоренлин был доволен и отпустил меня наконец, пообещав зайти перед ужином, чтобы помочь собраться на болотце. В котором нам будет весело.
Я поспала и проснулась как раз к его приходу. В мою комнату мало кто смел войти, и, когда он зашёл, я поняла, что Трандуил дал шаману карт-бланш, видно, надеясь на него в чём-то для себя важном. Открыла сонные глаза, повздыхала, повозилась, и, попросив его отвернуться, пошлёпала в гардеробную.
— Богиня, одевайся сразу в походное, и плащ не забудь, на болоте ночью нежарко, — заботливым голосом посоветовал Глоренлин.
Выйдя, хотела спросить, зачем мы вообще туда тащимся, но Глоренлин с любопытством рассматривал полку с книгами, и я спросила другое: было интересно, что он думает об «Умертвиях» Сарумана Белого. Примерно как я и ожидала, шаман обозвал Сарумана профаном. Но как ознакомительное чтиво для непрофессионалов
— Я вдруг увидел, что лориэнский посол подарил тебе ещё кое-что, не только книги… — тут Глоренлин насмешливо хмыкнул, и я поняла, что история с июньскими пирожными и порнографией имела самое широкое распространение, — что-то очень древнее и очень сильное…
Глаза шамана были закрыты, и он протягивал руку к браслету, скрытому рукавом одежды. Я попыталась поднять рукав, но он, тяжело дыша, очень напряжённым и чуть ли не испуганным голосом резко сказал:
— Нет, не надо снимать и показывать! Это браслет, и его почти никто не видит, да?
Ещё так постоял и вскоре задышал спокойнее и расслабился, перейдя на обычный тон:
— Интересная штука. Ланэйр, небось, и сам не знал, на что она способна. Вот как раз ночью попробуем.
Я открыла рот, чтобы спросить, зачем мы таки потащимся на болото, но Глоренлин уже выскакивал из комнаты, хихикая:
— Давай поторопимся, пока эта саранча без нас всё не съела.
Если он имел в виду Элронда со свитой, то непонятно, о чём переживал: во время ужина всё равно ни к чему не прикоснулся, только смотрел, как я ем. И периодически вскидывал руку с чётками, а я, уже на автомате, пыталась прикоснуться к ним, не прикасаясь.
Трандуил стыл в недовольстве, сокола всё не было. Опять взгрустнулось.
После ужина вышли на улицу: для нас уже были готовы лошадки. Репка узнала меня и обрадовалась, и я ей.
Мы быстро и долго ехали, часа три, и ветреный день ознаменовался полыхающим закатом. Говорить было неудобно, и я молчала, думая о том, что мне нравится по ночам спать или заниматься любовью, а не скакать галопом неизвестно куда. Наконец Глоренлин остановился и соскочил с коня. Я перекинула ногу через круп Репки, чтобы съехать вниз, и была не очень довольна, когда он подхватил меня и помог спрыгнуть. Степень недовольства усилилась, когда Глоренлин шепнул:
— Богиня, я бы тоже лучше лёг с тобой в постель и занялся любовью, и поверь, я бы старался)
Чёрт, всё забываю, что он слышит мысли, ну как так! Но усмехнулась, почти против воли. Глоренлин весело продолжил:
— Но я не могу; зато постараюсь напугать до икоты. Ночь со мной ты не забудешь никогда! — и тихо засмеялся в темноте.
50. Незабываемая ночь
И говорят в деревнях
Неизвестно откуда пришедшие
Колдуны и косматые ведьмы:
'Это шутит над вами болото.
Это манит вас темная сила.'
Ночь была темна, хоть глаз выколи. Ни шиша не видно. Чёртов экстремал бодро чавкал по болотной жиже, да ещё насвистывал. Специально для меня его следы слегка подсвечивались нехорошим таким синеватым светом, и это было всё, что я видела. Поторапливалась, потому что было велено идти строго по ним, а свечение почти сразу угасало. Не боялась, полагая, что по-любому самая страшная скотина тут — это сам Глоренлин, а при таком раскладе с моей головы и волос не упадёт. Но на дерзость шамана досадовала.