Королевский десерт
Шрифт:
– Эй, журналист! Подожди, я кое-что припомнил. Она сказала…
– Кто? Где? Когда?
– Эта, англичанка… Джудит. Когда? Перед выходом. Не, не три мили. Я еще подивился. Помнишь, капитан из кино про мушкетеров? Дуров там играл? «Тревиль!»
Ого! А вот это серьезно. Не «Дима», не «Эй, парень!»… Кличка? Но ведь она его впервые видела? Или нет?
– С чего бы ей мушкетеров поминать? Наши фильмы, и вообще… Мне кажется, три мили – больше похоже. У вас там шумно, моторы… Да ты, наверно, и в шлеме был?
– Фильмы? Да, в самом деле. А шлем я не надеваю,
– А подслушивать – нехорошо!
– Подслушивать? Зачем подслушивать? Слушать – вдруг у кого проблемы… Наверно, все-таки три мили. И высота, точно, такая была.
– Ладно, я поехал. Пока. Извини, если что не так.
– Что не так? А… не, ничего. Ты только это… Не пиши про библиотеку…
– Какую библиотеку?
– Ну, типа я не знаю про ту, Ламберг…
– Да ладно, не буду. Тем более, о ней на вашем Бычачьем аэродроме вообще никто не слыхал.
Журналист на мгновение представил абзац: «Накануне в клубе «Альбатрос» состоялась незапланированная премьера. В постановке приняла участие героиня популярного романа «Театр» лондонская актриса Джулия Ламберт. Действие проходило на пленэре, при полном отсутствии публики. Прима как всегда успешно сыграла парашютистку, а ее партнер, доброволец из местных джентльменов, сыграл в ящик…» Напечатают? Вряд ли… Разве только в качестве прощального очерка. И работы потом не найдешь.
– И еще, – шмыгнув носом, добавил Ваня, – Дежурная говорит, эта Жулия…
– Джулия.
– Ну… Она его будто ждала.
– Ждала?
– Ага. Она нарисовалась раньше, намного. Часов с двенадцати крутилась, а когда он приехал, тут и пошла записываться.
– А как она его узнала? Думаешь, они были знакомы?
– Ну кто говорит – знакомы? По машине, как еще? Много ты таких видал в Питере?
– Да, действительно. Слушай, ты молодец! Благодарю за службу! Ждала три часа, чтобы сказать про три мили… Или километра?
– Не, мили… А к Михалычу пойдешь? Ты его только сильно не пытай, а то он и так с ума сходит. Один купол – и то беда, а тут – два!
– Нет. Пусть уж с ним менты разбираются. Я потом. Мне сдается, вряд ли он виноват. Если б так, на его месте любой бы или удавился, или в Финляндию рванул.
– В Финляндию?! А, ну-ну… Шутишь все-таки.
– Шучу. Ну, пока.
Журналист сам не понял, зачем, прощаясь с туговатым летуном, на всякий случай использовал давно известное правило психологии: человек лучше всего запоминает последнее сказанное в разговоре. Поэтому можно быть уверенным: в последующих беседах со своим начальством, полицией и прочими Ваня скажет про «три мили» и не вспомнит о «Тревиле».
Глава восьмая
2010,
Нью-Йорк
Диплом юриста и несколько впечатляющих фотографий на стене, ранняя седина и задумчивый взгляд… Вежливая тактичная манера речи. Понимающие кивки в нужные моменты… Агент по недвижимости – тонкая работа.
В огромном городе, где более половины населения составляют представители не самой чистой крови, даже смугловатая кожа служила Билли Коэну дополнительным бонусом. И фотографии. Кто не видел этого ужаса – «Боинги», врезающиеся в «Близнецов»… Клиенты обычно задерживали взгляд, а хозяин риэлторского агентства тихо пояснял: «Да. Мой первый бизнес был там, в южной. На сотом этаже… Чудом уцелел. Проспал, не верите?» Мог и чуть увлажнить глаза. Верили. И покупали именно у него.
Оттенок кожи бизнесу не мешал, но при каждом взгляде в зеркало напоминал – он, Уильям Коэн, хоть и стопроцентный американец, далеко не чистокровный. Мать, такую ее мать, абсолютно белая, а вот отец…. Отца он не знал. Мальчиком привычно повторял материнскую байку: папа – летчик, погиб во Вьетнаме. В семьдесят пятом… Друзья понимающе кивали. В школе, в колледже. Но за спиной посмеивались, словно знали: его мать – низкосортная подстилка. И главное доказательство – она. Сестра. Малютка Филли родилась значительно позже окончания вьетнамской войны, тут уж ни на какого геройского пилота-морпеха не спишешь. И цветом кожи удалась наверняка в одного из мамашкиных клиентов. Чертова шоколадка!
В день совершеннолетия он вернулся домой с твердым намерением выпытать у матери все. Расколоть старушку, как говорили сверстники, товарищи по футбольной команде. Не удалось – после пожара в забегаловке, где она мыла посуду, ее увезли в больницу. Ему объяснили – произошла утечка газа, мать сильно пострадала. Надо быть мужественным и готовиться к худшему. Навестить удалось всего один раз, а поговорить не получилось вообще. Слабый голос из-под повязки попросил не бросать сестру, любить и заботиться о ней. Назавтра Дороти Коэн не стало.
Годы учебы и первых попыток пробиться в люди Билл старался не вспоминать. Многое там не пришлось бы по вкусу большинству законопослушных граждан, но жизнь есть жизнь. Своей главной заслугой считал сохранение свободы и независимости от крупных преступных группировок. Не отличаясь ростом и силой, брал мозгами. И еще – сам участвуя в распространении «белой смерти», не попробовал порошок ни разу. А сестра росла в приюте, как он называл дешевый интернат для сирот, где ей предоставили кров, кормежку и кое-какую школу.
Все это время сын помнил о матери, не забывал и ее последних слов. И каждое мгновение, каждая молекула этих воспоминаний были пропитаны ненавистью. Решение отомстить подлой потаскухе за свое загубленное детство, изуродованную юность, нищую молодость, полные насмешек и оскорблений, Билли выносил давным-давно, хранил глубоко в сердце и никогда никому не выдал. Орудием мести следовало стать сестричке, Филлис.
Имя девочки по замыслу мамы было призвано сделать ее любимой и счастливой… вот об этом-то он и позаботится! Разница в их возрасте составляла одиннадцать лет. К тому моменту, когда настало нужное время, Уильям уже обзавелся собственной фирмой с офисом, клиентурой и неплохими перспективами. И собственным домом, куда забрал сестру из интерната, по всем правилам оформив опекунство.