Короли Вероны
Шрифт:
Свет факела упал на шею мавра, и толпа вздохнула, как один человек. По темной коже крест-накрест шли белые и розовые выпуклые шрамы. Их явно наносили долго и методично. Ужаснее же всего казалась одна, самая грубая полоса – она, словно ошейник, охватывала шею мавра. Местами полоса вздувалась буграми, местами почти сгладилась. То был давний шрам от ожога; человек, переживший такое, невольно внушал страх.
Нахальный венецианец поспешил скрыться в толпе; он брызгал слюною и тер глаза, по-видимому призывая к отмщению, но не
Мавр взялся за рукоять сабли и произнес:
– Мы никому не причинили вреда. Позвольте моему хозяину пройти. – Он словно выскребал слова ржавой ложкой из пустого котелка, с таким скрежетом они вырывались из его рта.
Коротышка по имени Игнаццио шагнул к своему слуге.
– Мы с Теодоро хотели только остановиться в Венеции на ночь. Мы направляемся в Виченцу. Мы стали жертвами злобного нападения и требуем немедленной аудиенции с властями города. Женами своими будете командовать, а не нами!
В толпе снова зашумели. Вдруг послышался топот копыт, и венецианцам пришлось расступиться перед двумя дюжинами вооруженных всадников. То были люди дожа, и вел их человек из тех, кого знают в лицо. Франческо Дандоло считался героем в Венеции; возраст его позволял думать, что главные дела у героя еще впереди.
Тот, кто сорвал капюшон с мавра, уже достаточно оклемался, чтобы предстать пред светлые очи Дандоло.
– Синьор посол, этот… это чудовище набросилось на меня! Он… оно…
Дандоло, не взглянув на нахала, склонился в глубоком поклоне перед Игнаццио и мавром.
– Мессэр Игнаццио, мы уже полчаса ждем вас во Дворце дожей. Едва услышав о нападении, я примчался сюда. Надеюсь, вы не ранены?
– Теодоро ранен, – сердито отвечал Игнаццио. – На нас напали, когда мы плыли в гондоле. Не сомневаюсь, что нападение было тщательно спланировано и осуществлено настоящими разбойниками. А потом нас задержали эти болваны!
Дандоло мигом оценил обстановку. Обернувшись к капитану вооруженного отряда и указывая на окровавленную гондолу, он отдал приказ:
– Живых – немедля в тюрьму. Делайте что хотите, но узнайте, кто их нанял.
Затем взгляд посла упал на нахала, все еще потиравшего шею.
– Этого тоже прихватите. Убивать не надо, а вот порка пойдет ему на пользу.
Нахал, выпучив все еще слезящиеся глаза, стал ловить ртом воздух. Дандоло снова обратился к Игнаццио.
– Или, может, он заслуживает более сурового наказания?
– Нет, – мрачно отвечал Игнаццио. – Он оскорбил нас, но его оскорбление – мелочь по сравнению с тем, как нас встретила Венеция.
– Уведите его, – велел Дандоло. Он смотрел теперь на мавра, старательно обматывавшего шею шарфом поверх капюшона. – Мессэр Игнаццио, если вашему спутнику нужен врач…
– Не нужен, благодарю вас, – произнес мавр в ответ на вопросительный взгляд Игнаццио.
– В таком случае, – снова поклонился Дандоло, – позвольте мне лично проводить
Игнаццио вслед за Дандоло шел сквозь толпу, не удостаивая своих оскорбителей ни единым взглядом. Огромный мавр следовал на почтительном расстоянии от хозяина. Сплоченная любопытством толпа расступалась перед ними; некоторым, правда, было досадно. Кто эти двое, раз о них так заботятся и Дандоло, и сам дож?
В конце концов один из венецианцев не выдержал. Он отделился от толпы и, набравшись храбрости, вопросил в удаляющуюся спину Дандоло.
– Синьор посол, кто этот человек? Откуда он?
– Расходитесь, а не то судьба перестанет проявлять к вам благосклонность и вы узнаете всю правду! – бросил Дандоло через плечо.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Верона, 9 февраля 1315 года
До рассвета оставалось несколько часов. Воздух был холоден и звонок, грязца от недавнего снегопада затвердевала под ногами многочисленных прохожих. Шум на улицах стоял такой, что заснуть не представлялось возможным; впрочем, Пьетро и не пытался. Он лежал в постели рядом с братом и думал о наступающем дне.
Впервые он услышал о Вероне не в связи с Кангранде – нет, первое упоминание об этом городе было связано с событием, которого все ждали с таким нетерпением. А именно с Палио. Пьетро вернулся в Верону пять недель назад, в лютый мороз, и обнаружил, что все только и говорят, что о Палио. Пари заключались на самых немыслимых условиях, прогнозы делались самые невероятные. У Марьотто буквально рот не закрывался – каждым вторым его словом было «Палио». И Пьетро, и Антонио заразились его нетерпением.
Вернувшись в Верону, Пьетро попал прямо в объятия друзей. На охоту был не сезон, так что искалеченная нога ничуть не мешала до хрипоты делиться новостями, устраивать потешные дуэли на обмотанных шерстью дубинках и тайком пить. Горожане с благодарностью называли великолепную тройку, содействовавшую Кангранде в спасении Виченцы и теперь гордо разгуливавшую по городу, «наши триумвиры». Антонио даже заплатил некоему стихотворцу, чтобы тот сложил о них песню. Пьетро не мог слушать ее без смеха. Песня не выдерживала никакой критики.
И все это время Мари не умолкая говорил о Палио. Впервые игры провели еще при римлянах в честь великой победы горожан над чудовищем, кость которого до сих пор висела над входом на виа дей Сагари. Игры не зря устраивали в первое воскресенье Великого поста – они должны были отвлечь горожан от мыслей о скоромном и призвать делать пожертвования. Праздник открывался парадом и танцами, продолжался пирами, возлияниями, поросячьими боями, сражениями на кинжалах, травлей медведей, поединками. Не обходилось и без фокусников, прорицателей, жонглеров, канатных плясунов и пожирателей огня.