Корона Меднобородого
Шрифт:
— Чорторыльские? — уточнил Ласка.
— Как-то так.
— Так это просто. Краков город большой. Оттуда на Сандомир, Берестье, Полоцк, и по пути на Полоцк через пару дней у местных спрашивать.
Вольф сразу понял, про какую Волынь и каких Чарторыйских идет речь, но умничать не стал. Что до ведьмы, то вряд ли она в обозримом будущем доберется хотя бы до Кракова. Она красивая, искренне стремится забраться в мужскую постель и не рискует понести от случайного мужчины, но может понести по своему выбору. С такими особенностями можно хоть до королевской опочивальни подняться.
Оксана не сказала, как она опознала «Диван» по силуэту среди множества кораблей в проливе. Потому что она никак его не опознавала. Она на всякий случай запасла по пряди волос от обоих друзей, несколько раз приземлялась на берегу и гадала, в каком направлении они находятся.
5. Глава. Унести ноги из Рима
— Куда пойдем? — спросил Вольф, едва пройдя городские ворота, — Сначала к Бенвенуто или сначала к Папе?
— Что ноги попусту топтать, — ответил Ласка, — Идем быстрее к Папе, перстень сдадим, подорожную получим, а потом Бенвенуто порадуем.
— Серьезно? К самому Папе Римскому? — удивилась Оксана.
— Мы же говорили, — оба посмотрели на нее с удивлением.
— Да я не поверила. Подумала, хвастаете.
Вольф и Ласка пожали плечами.
— Так что, вы и правда потом к французскому королю, а после него к императору?
— Вот те крест.
— Тогда я с вами.
— Как хочешь, — сказал Ласка, — Мы тебя не неволим, за собой не тащим. Здесь страна христианская, если по душе придется, так и оставайся.
— Уже вижу, что не придется. Здесь половина мужчин латинские монахи, на каждом шагу по церкви. Меня местами аж передергивает.
— Нам ты говорила, что можешь в церковь ходить и хоть венчаться, — ответил Ласка.
— Могу-то я могу. Но я не говорила, что мне это нравится. Ты бы мог лягушку поцеловать?
Оказалось, что записаться на прием к Папе вот прямо сегодня невозможно. Хоть со Святым Граалем. Ласка от чужой бюрократии опешил, а Вольф не растерялся и потребовал встречи с Ученым Монахом Игнатием.
Игнатий, увидев вернувшихся посланников и перстень, удивился и протянул руку. Но перстень ему не дали.
— Отдадим Папе из рук в руки, — сказал Вольф, — В обмен на подорожную.
— Вы здесь не в том положении, чтобы условия ставить, — сказал Игнатий.
— Правда? Вот мы сейчас развернемся и к французскому королю поедем, — ответил Вольф, — Подарим ему вместо живописца перстень, а тебя на весь христианский мир ославим, что твоей милостью Папа без ветхозаветной реликвии остался.
— А если отберу?
— А если из перстня демоны полезут? Нам его султан из рук в руки передал, сказал, что такие вещи только по доброй воле хозяина меняют. Или в тебе гордыня пышет, хочешь сам демонами повелевать?
— Чур меня! — Игнатий перекрестился, — В мыслях не было!
— Вот и веди к Папе. Его Святейшество лично нас послал, мы и ответ перед ним должны лично держать.
По пути Игнатий черкнул какую-то записку и наказал монашку бежать со всех ног, а то худо будет. Сам же повел гостей к Папе короткой дорогой мимо секретарей сразу к камерарию. Камерарию показали перстень. Тянуть руки он не стал, перекрестился и повел сразу к Папе.
— Ты, раб божий Иван, как я посмотрю, честный человек, — сказал Папа, — Я этот перстень в руки не возьму. Отдай ему.
Ученый Монах Игнатий подошел и протянул руку. Ласка вложил в нее перстень. Перстень ярко вспыхнул, прожег ладонь насквозь и зазвенел по мраморному полу.
Все в очередной раз перекрестились. Папа взял в свои руки ладонь Игнатия и прочитал «Ave Maria». Когда ладонь снова показалась на свет, никакой дырки уже не было. Игнатий поклонился в пояс и отошел.
— Не нужен мне никакой перстень, — сказал Папа, — Не нужны мне никакие демоны. Пусть его просто у султана не будет, и на том спасибо. Возьми его и увези как можно дальше отсюда.
— В Москву достаточно далеко? — спросил Ласка, втайне надеясь, что Папа не отправит его за море-океан.
— Я бы тебя за море-океан отправил, — сказал Папа, — Да только не хочу, чтобы тамошним язычникам этот перстень в руки попал. Мы как раз крестить их собирались, да, Игнатий?
— Собирались, Ваше Святейшество.
— Московиты какие ни есть схизматики, а все равно христиане. Мы им планировали унию предложить, только не сейчас, да, Игнатий?
— Планировали, Ваше Святейшество.
— А крестовый поход на Москву мы не планировали.
— Совершенно не до того, Ваше Святейшество. Ни сейчас, ни при детях.
— Пусть перстень пока в Москве полежит, а дальше видно будет.
— Мудрое решение, — поклонился Ученый Монах Игнатий.
— Забирай и увози, — сказал Папа, — И Бенвенуто Белледонне увози. Без него найдется, кому ангелов писать, а портреты дам тем более. Все долги его я погашу, и вам на дорогу сто дукатов выпишу.
— Слушаюсь, Ваше Святейшество. Благословите на дорогу.
— Кого? Вас, еретиков?
— Не для себя прошу, для Бенвенуто. Он ведь добрый католик, брат мой названный.
— Сходи, Игнатий, у ворот благослови от моего имени. А пока вы идите, а ты задержись на пару слов.
— Сначала к секретарю зайдите за подорожной, — сказал Игнатий, — Белледонне попозже дома будет.
Ласка и Вольф ушли, а Папа внимательно посмотрел на Ученого Монаха Игнатия.
— Зачем ты вообще их тогда привел?
— Сердцем чую, этот немец еретик и колдун. И живописца они увезти хотели, а на него доносы пишут и пишут, складывать некуда.