Корона Меднобородого
Шрифт:
— Тогда я могу быть спокойна, — ответила Оксана, — Грош цена его душе, никто ее не купит.
— Что у султана в гареме было? — спросил Вольф, — Зачем сбежала? Плохо кормили?
— Как у султана? У султана, знаете, хорошо. Уютно так, чистенько. Если бы не бабы, которые хуже змей. Валиде-султан, Сулейманова мать, так и вовсе гадюка вроде моей свекрови. Хюррем, попадись она мне под руку, я убила бы чем под другую руку попадется. Вот те крест, подушкой бы насмерть забила.
— Давай с самого
В общем, дело было так:
Сначала Хюррем меня пригласила для знакомства. Ей, видите ли, интересно, что там мужу другие мужчины подарили. Иди, дура, на лошадей и сабли смотри. Или с французской шлюхой поругайся, которую венецианцы привезли. Ненавижу.
— Я знаю, что ты уже соблазнила шехзаде Селима, — сказала Хюррем.
Хюррем, одетая в домашние шаровары и халат, сидела по-турецки на мягкой подушке. Я, одетая так же, сидела просто на ковре. Рядом на отдельной подушке лежал большой кот с тремя полосками на лбу.
Принцу Селиму, второму сыну Хюррем, исполнилось шестнадцать. У него уже свои покои, свои слуги, свои кони, и свои наложницы, только своих государственных дел еще нет.
— Не хотела перебегать дорогу вам с Мариам, — ответила я.
Султан, когда меня привезли, на редкое сокровище, за которое отдал бесценный перстень, даже не посмотрел. Как протокольный подарок от послов принял и в казну сдал. С тех пор я его только один раз видела, когда он в хаммам заходил. И то на меня шикнули, чтобы внимания не привлекала. У него то Хюррем, то француженка Мариам. Кошка драная. Ты ее видел? Француженку? Нет, серьезно, ты был в гареме и ее видел? Голой? И тебя живым выпустили? У тебя удачи запас, как будто тебе черт ворожит.
— Соблазнить принца на второй день в гареме это заявка на успех, — сказала Хюррем, — Чем ты его взяла?
— Сказала, что выпью больше вина, чем он.
— Селим пьет? — Хюррем положила руку на кота.
— Он просил не ябедничать, — ответил кот, — Постельничий бегает за вином в Галату.
Я, конечно, удивилась, что у них тут кот говорящий, но виду не подала.
— А Баязид? — спросила Хюррем.
— Баязиду вино не так нравится, но он пробовал.
Шехзаде Баязиду, третьему сыну Хюррем, исполнилось пятнадцать. У него тоже уже было все свое, совсем как у Селима.
— Надо поговорить с детьми о вреде пьянства, — сказала Хюррем.
— Она еще и водку им предлагала, — сказал кот, — Селиму понравилось, а Баязид изблевал из себя эту гадость.
— Ты была и с Баязидом? — это Хюррем уже у меня спросила.
— Я подумала, если я еще не наложница одного из принцев, то надо выбирать, пока есть возможность.
— Почему бы тебе не убраться тогда к шехзаде Мустафе и не споить его к шайтанам?
Наследный принц Мустафа — сын Сулеймана от наложницы Махидевран. Не от нее, вот и бесится.
— Во-первых, он злой, и у меня от его рук синяки, — ответила я, — Во-вторых, он уже уехал в свою Манису. В-третьих, я уверена, что султаном ему не быть.
— Три шехзаде за три дня это многовато даже для редкостной шлюхи, — сказала Хюррем.
— Я не шлюха! — возмутилась я.
— Она ведьма, — сказал кот.
— Ведьма? — удивилась Хюррем.
— Если тебе это важно, то она меня слышит.
— Неважно.
— Она отводит глаза евнухам и янычарам, поэтому никто не видел, как она ходила в опочивальни к принцам и в винные лавки в Галате. Стащила у евнухов запасной комплект ключей, на его место положила пучок соломы. Четвертый день жду, пока они заметят.
— Кто-то рискнул подарить султану ведьму? Они еще в Истанбуле? Я им покажу! — рассердилась Хюррем.
— Я бы не советовал. Сулейман ждал, что за перстнем придут непростые люди и был готов, что они сделают непростой подарок. Сулейман сказал, что они должны отвезти перстень к Папе Римскому, значит, они должны его отвезти.
— Никто не может безнаказанно привести в мой дом ведьму!
— Пшшш! — кот шипнул и поднял лапку, — Такова воля халифа, а те люди просто посыльные, не имеющие своей воли.
— Ты еще и богословствуешь?
— Я сейчас тебя поцарапаю! — кот присел на задние лапы и поднял передние с выпущенными когтями, — Перстень должен доехать до Рима, а с ведьмой делай что хочешь!
— Кто ты и откуда? — Хюррем повернулась ко мне, — Только не ври.
— За ушком меня почеши своими ногтями, — сказал кот, ложась обратно, — Или обижусь.
До чего наглое животное. Ведет себя тут как будто он первый после султана. Или султан первый после него.
Хюррем протянула руку и начала чесать кота. Кот замурлыкал.
— Я Оксана Воронич из житомирских Вороничей, — по мужу я не представилась, потому что он худородный левобережник.
— Воронич, значит, — нахмурилась Хюррем, — Лисовских знаешь?
— А то я Лисовских не знаю, — ответила я, — Пусть не ближние соседи. Погоди-ка…
Я начала вспоминать Лисовских и поняла, что среди них видела тетку, очень похожую на Хюррем.
— Не ты ли будешь Настасья Лисовская, которую они до сих пор за здравие поминают как православную? — тут я подумала, что мне повезло землячку встретить и сейчас заживу.
— Я, — удивилась Хюррем, — Как ты догадалась?
— Ты же со своей сестрой на одно лицо, которая замужем за Семеном Брацлавским, что в Киеве служил у воеводы Анджея Немировича. К Брацлавским мы с отцом в Киеве каждый раз заходили, когда на большие ярмарки ездили.
Такие дела. Никакая султанова жена не восточная красавица, а малороссийская поповна. Настасья, дочь православного батюшки Гаврилы Лисовского из Рогатина.
— Машка замужем за Брацлавским? Какие там еще новости? Как братья, женились? Живы-здоровы?