Корона Меднобородого
Шрифт:
Уменьшительные прозвища даются обычно в двух случаях. Или маленькому человеку, или огромному. Папильон возвышался над всеми чуть ли не на две головы. Его лицо расширялось книзу из-за непропорционально массивной челюсти. В правом кулаке он сжимал дубину, но, судя по размерам кулака, мог бы крушить врагов и без оружия. Дубина представляла собой брус прямоугольного сечения, который в прошлой жизни мог служить добротной несущей конструкцией. Только один конец обструган как рукоять под обхват великанской ладони.
— Не
— Черта с два я оставлю ее наедине с тобой, — ответил Папильон.
— Можем поговорить и при тебе.
Гигант задумался.
— Не вздумай соглашаться! — сказал вернувшийся на свое место Льевр, — У них при себе не меньше десяти золотых, но без драки они их, похоже, не отдадут.
— Тянут время, — сказал Вольф по-русски, чтобы никто не понял, — Я слышу щелчки арбалетных воротов и чую открытые пороховницы.
— Я заплачу за один разговор и уйду, когда Амелия ответит на мои вопросы, — сказал Ласка, — Если вы полезете в драку, мы кого-нибудь убьем или покалечим. И вы не возьмете с нас сильно больше денег, чем я и так готов отдать.
— Думаю, стоит принять его предложение, — сказал Наслышка, — В «Маленьком Лионе» собираются вовсе не простаки.
— Отобрать Амелию у Папильона? — хмыкнул Криспен.
— Конечно, нет, — поморщился Наслышка, — Взять денег за разговор.
— Заберите меня отсюда! — крикнула Амелия.
Папильон сжал ее горло, но она схватила его за пальцы и быстро выкрикнула.
— Я расскажу все, что вы хотите, и даже больше! Только заберите меня!
Папильон сделал еще несколько шагов по площади, подойдя к кострам. Вслед за ним на свет вышли не меньше полутора дюжин мужчин, и у каждого руки были заняты каким-то оружием. В основном дубинки, один какой-то клинок и один арбалет. У двоих на головах красовались стальные шлемы, третий оделся в кирасу.
11. Глава. Двор чудес заканчивается лютой резней
Ласка видел, как местные переговариваются друг с другом и строят планы. Но ничего не мог поделать. Где-то жестами, где-то мимикой, а где-то и прямой речью, состоящей из непонятных слов. Почему они не могут просто взять флорины?
К тем, что уже толпился у стола, подошла вооруженная толпа из башни, а с другой стороны, за спиной Криспена, подтянулись все остальные от костров во дворе. В костры подкинули дров, а в несколько окон выставили факелы. Не как днем, конечно, но довольно светло.
Криспен, судя по отдельным понятным словам, объяснял, что вот этот человек хочет купить Амелию. Во всяком случае, он кивал на Ласку и несколько раз произнес «Амелия». Льевр подкалывал Папильона, и тот уже вовсю пылал ненавистью. Наслышка, судя по тону, пытался всех примирить, взять денег за разговор и отпустить гостей.
После какой-то фразы Криспена
— Они будут стрелять. Криспен сейчас подаст сигнал. После залпа набросятся все сразу.
— Ты понимаешь, что они говорят?
— Нет, я вижу двух стрелков в окнах, они готовы и ждут команды.
— Не ждем. Бери Криспена.
— Ага.
Наслышка куда-то незаметно подевался, а Льевр со своим ножом стоял по левую руку от Криспена.
Если схватиться за саблю сейчас, они выстрелят. Вряд ли в окнах хорошие стрелки с хорошим оружием, но вдруг кому-то повезет.
Ласка присел спиной к столу. Вольф сел по-собачьи. Ласка потрепал его по шее. Оборотень помахал хвостом, чтобы сбить недобрые ожидания, а потом взвыл так, что у всех руки дернулись к ушам. И у стрелков, наверное, тоже.
Человек и волк проскочили под столом и набросились первый на Льевра, второй — на Криспена.
— Огонь! — крикнул Криспен.
Но поздно. Хотя стреляли нищие намного лучше ожиданий. Может быть, им даже кто-то и ворожил. Пули и болты выбили фонтанчики грязи примерно там, где только что были незваные гости. Целых три пули попали в столешницу, но не пробили толстые доски под углом.
Не надо было кричать «огонь». Поздно. Как и следовало ожидать, добротного плотного залпа не вышло. Гром выстрелов и всплески попаданий растянулись на несколько секунд, и толпа не сразу бросилась на помощь, потому что еще чуть-чуть ждала, не жахнет ли сейчас какой-нибудь опозданец.
Ласка сбил с ног Льевра, перекатился вместе с ним по грязи и направил его нож в щель между булыжниками. Оба вскочили одновременно. Обезоруженный Льевр ударил ногой в грудь. Быстро и ловко, быстрее, чем многие бьют руками. Но никто не может бить ногами с такой скоростью, как батя хлещет вицей. Ласка легко увернулся и подсек француза под вторую ногу. Какой же русский не умеет ставить подножки. Льевр плюхнулся на задницу и, похоже, попал мягким местом на острый камешек.
За это время Вольф набросился на самое уязвимое место Криспена. Нет, не на сердце, не на голову, не на правую руку и даже не на пах. На кожаный мешок, куда тот весь вечер сгребал деньги и не отдал его ни Наслышке, ни Льевру, ни еще кому-то.
Когда Криспен расставил руки, чтобы не упасть плашмя хребтом и затылком, Вольф рванул зубами дублет, выхватил мешок, прокусил его насквозь и мотнул головой, разбрасывая серебро по широкой дуге.
Да, толпа поросят может затоптать льва. И двух львов. Но бросьте им желудей, и они затопчут друг друга.
Вольф отскочил от Криспена и крутил головой, а из мешка вылетали монетки, то по одной, то горстями. Нищие ловили их в воздухе, падали в лужи там, где сверкнула серебрушка, толкались, запинались и тут же дрались друг с другом.