Корона Меднобородого
Шрифт:
— Пойдем ночью.
— В самое разбойное время? Зачем?
— Чтобы ты сразу заходил в волчьем обличии. Поэтому наши итальянские друзья пусть едут в Фонтенбло. Им не надо знать, что ты оборотень, а Оксана ведьма.
— Оксана пойдет с нами?
— Что значит «Двор Чудес, это двор, мать его, чудес»?
— Н-да… Значит, что с ведьмой туда входить будет спокойнее, чем без нее.
10. Глава. Двор чудес начинается с переговоров
В церквях отзвонили вечерню. Солнце село, и весь добропорядочный Париж собрался
Имея фактическую автономию от парижского прево, от землевладельцев, от короля, от стражи, армии и сборщиков налогов, и будучи расположенным в центре Парижа, Двор Чудес мог бы стать центром беспошлинной торговли и надежным местом хранения краденого и контрабандного товара в караванных масштабах. Здесь могли бы работать бордели, лишенные необходимости платить налоги и даже взятки. Здесь можно бы было запустить какое-то производство без оглядки на гильдии. Отсюда подпольные ростовщики могли бы кредитовать хоть весь Париж.
Но, увы, у местного населения руки были заточены под совсем другое. Люди, владевшие ремеслами, не вписывались в образ жизни и систему ценностей Двора Чудес. Если бы здесь попросил приюта кровельщик или печник, его бы подвергли остракизму за попытку сделать себе более уютное обиталище. Под свежей кровлей у пахнущего дымом камина уже на следующий день сидели бы совсем другие люди. Если бы сапожник здесь начал шить сапоги, еще недошитый сапог уже бы безвозмездно украшал ногу соседа.
Конечно, здесь могли рассчитываться и монетой. Краденые вещи меняли хозяев не только в обмен на подзатыльники. В большой башне не первую сотню лет работал трактир, где пекли пироги из краденой муки и продавали за краденые денежки.
Здесь жили и в долг, но счетных книг никто не вел. Одним долги прощались, как завещано в «Отче наш». Другие, наоборот, обнаруживали, что в долгу перед кем-то на жизнь, хотя занимали на пожрать и выпить.
Сюда приходили нищие и грабители со всего Парижа, но многие из коренных обитателей жили здесь поколениями. Если Двор Чудес не переполнился потомством старожилов, то только потому, что умирали здесь как бы не чаще, чем рождались. Даже не каждый пятый ребенок доживал до первых шагов, а уж до своего потомства и не каждый десятый.
Здесь без труда можно было найти переводчика с немецкого или итальянского, не говоря уже о всех диалектах подданных короля Франциска. Не каждый бродяга мог прижиться здесь как родной, но тех, кто мог, хватало с излишком.
У прохода не стояли часовые, но никто не спрашивал, кто идет, как звать и по какому делу. Хочешь зайти — заходи, Двор Чудес открыт для всех. Вот выйти может оказаться непросто. На не по-местному одетого человека со странной большой собакой обращали внимание. Но не слишком много. Если кто-то сюда пришел, то он точно не случайный простак.
Как и следовало ожидать, Двор Чудес оказался именно что двором. Пустое место между строениями. Может быть, к нему относилась не только та территория, которую увидели Ласка и Вольф, но с улицы они прошли на неожиданную в плотно застроенном городе небольшую площадь, окруженную полуразвалившимися домами.
Когда-то это была настоящая городская площадь. Может быть, даже рыночная. В незапямятные времена ее замостили булыжником и даже позаботились о выпуклой форме и сточных канавах по краям, иначе бы вместо площади давно образовался пруд с лягушками и гнусом.
По северной стороне Двор ограничивала настоящая крепостная стена, осыпавшаяся настолько, что превратилась в вал. К валу прижимались убогие лачуги, а над ними возвышались две невысокие башни. С прочих трех сторон площади стояли обычные парижские каменные дома, только с пустыми оконными проемами и с провалами в крышах.
Деревянные дома давно бы протрухли и рассыпались, но каменные могут разрушаться столетиями, даже если их не чинить. Люди, которые в этих домах жили, все-таки кое-как пытались поддерживать крышу над головой в если не нормальном, то стабильно плохом состоянии. Где-то виднелись пятна свежей черепицы, где-то еще не потемневшие доски.
Для того, чтобы ходить по злачным местам, Ласка выбрал немецкий дорожный костюм, который весной подарил фон Нидерклаузиц в Вене, и короткий плащ, пропахший ночевками у костра на траве. Относительно одеяний Двора Чудес он выглядел довольно прилично, но не настолько богато, чтобы вызывать нездоровый интерес. Здесь обитали не только нищие и бродяги, а еще воры, грабители и убийцы, которые могут себе позволить одеваться подороже, чем принято у парижских простолюдинов. Плащ скрывал отделанную золотом рукоять сабли, но ножны из-под него высовывались и явно говорили, что человек с тонким изогнутым клинком не стражник и, скорее всего, не дворянин. Дворяне, которых парижане каждый день видели на улицах, поголовно носили длинные прямые мечи.
Рядом с Лаской шел Вольф. То есть, большой волк. Вольф изо всех сил притворялся собакой. На спине у него лежал сложенный плащ, свисавший по бокам. Морду он опустил к земле, как будто что-то вынюхивал. Хвостом иногда помахивал из стороны в сторону. И даже прихрамывал на правую переднюю лапу. Больная большая собака вызывает меньше опасений, чем здоровая. А здоровое существо, притворяющееся больным, вписывается в Двор Чудес как привычная деталь пейзажа, даже если оно тут первый раз.
Во дворе только что шарились несколько собак, но, стоило Вольфу войти, как у них у всех сразу нашлись срочные дела за пределами прямой видимости.
На площади горели костры, а вокруг сидели и стояли совершенно разные люди. По одежде — сущий Вавилон. Вот вроде бы мастеровой, а вот ландскнехт, а вот, кажется, священник. Вот нищенка в плаще из лоскутков. Вот мужик накинул на плечи плохо выделанную шкуру, как будто выброшенную кожевником в брак с середины обработки. Вот детишки, одетые в дырявые обноски, и рукава подвернуты, а не обрезаны. Вот рябой парень с дрожащими руками не нашел лучшего применения отрезу некрашеного холста, кроме как завернуться в него. Хотя отрез в таком состоянии, будто великан подтирал им свою великанскую задницу, может и правда, ему лучшего применения не найти.