Корона скифа (сборник)
Шрифт:
Зонтаг-Брук отхлебнул из своего бокала и сказал:
— В любых камнях возникают символы тайн воды, огня и воздуха и всего безбрежного мира. Но это лишь символы, к которым предстоит найти ключ. И не каждый эти символы может разглядеть. Это — сложная наука. Золотые пластины тоже насыщены зашифрованными сведениями. Господин Горохов должен знать, что золото может лечить и убивать. Не к к каждому этот металл бывает ласков.
— Насчет золота — сущая правда! — подтвердил Горохов. — Старатели знают, что один человек может всю жизнь прожить на золотой жиле, но она никогда ему не откроется. Зато другой сразу ее разглядит сквозь землю…
В этот момент над головами пирующих раздался оглушительный грохот.
— Что это? — воскликнули разом Горохов и Улаф.
— Что? Это вышибают окна и двери дома. Выследили все-таки, сволочи! — вскричал Зонтаг-Брук, надевая корону на голову. — Ну, нет! У нас есть запасной ход. Пока они выломают подвальную дверь, мы успеем убежать. Алена! Сажай меня в корзину!
Алена быстро запихнула коронованного Зонтага-Брука в корзину и полезла в ход. Все кинулись за ней. Но догнать ее было трудно.
Она выбралась из хода вместе с Севастьяном Огурцовым. Задвинула камень и подперла его колом, чтобы изнутри камень повернуть было нельзя.
Первым понял все Горохов. Он ругался самыми отборными ругательствами:
— Охмурил! Одурил! Порошка в вино подсыпал. Огарок! Обабок! Я же говорил, что Алена не зря с ним ошивается. И купец твой мнимый, Лошкарев, где-нибудь у него же на заимке живет. Шайка!
В это время и Улафа, и Философа Александровича схватили за руки люди в гороховых костюмах.
Алена с Севастьяном кинулись к карете. Севастьян вскочил на козлы. Алена влезла в карету и открыла корзину. Зонтаг-Брук вылез из корзины, высунул голову в дверцу и крикнул Севастьяну:
— Не жалей кнута! Гони!
— Куда? На заимку?
— К верхнему перевозу. Хлещи!
— А Петюшка с Ваняткой как же? — спросила Алена. — Неужто мне деток бросать?
— Потом вызволим! С этой короной всех купим! На перевозе нас лодка ждет! А на заимку сейчас ехать нельзя, Улаф с Философом ее уже раскрыли.
— Так надо было их кончить, лахман сделать.
— Ученого жалко, забавный такой. Философ мне тоже по душе. Широко жил! Не скряжничал. Это по-нашему!
Зонтаг-Брук, отдернул занавесочку и глянул в заднее окошко:
— Крючки позади! Нашарили! Вот гады! Севастьян, хлещи сильней! Не жалей вороных!
Карета уже начала спускаться к перевозу, когда Зонтаг-Брук вновь крикнул в дверцу:
— Разворачивай к Потаповым лужкам! Крути, говорю! Обложили! На перевозе — крючки!
Севастьян натянул правую вожжу, карета круто повернула. Заскакала по кочкам.
Зонтаг-Брук увидел в свете зари на холме темные фигуры:
— Останови карету! Алена дай мне зонт и лупи агентов! После я тебя освобожу! До скорого!
Зонтаг-Брук подбежал к краю скалы Боец с огромным английским зонтом. Он думал при этом, что вот, загнали, как мамонта. С этого самого места мамонт срывался, чтобы упасть на острые камни. Вниз было глядеть жутковато. Солнце вставало над бором и освещало леса, реку, зеленые заливные луга за ней.
За спиной Зонтага-Брука Алена Береговая яростно раскидывала агентов. Кому сломала нос, кому скулу, а кому и ключицу. Но агентов набежало много, силы были неравными.
Зонтаг-Брук глянул вниз, туда, где бешеные потоки воды разбивались об острие скалы. Нет, зонт тут не поможет. Он хлопнул себя ладонью по полному животу и скривил губы:
— Нагулял тело, наел пузо! Коронованный идиот! Тупица! Не продумал пути к оступлению. Да ведь в то, что корона существует, по-настоящему и не верилось. Просто игра увлекала! Да и корона-то, может, и не скифская, и не золотая.
Но… сдаться на милость крючков? Да ни за что на свете! Он всегда их дурачил с великой легостью. Он всегда был болен, но был сильнее их, здоровых. Сдаться? Нет!
Карлик снял корону, оглянулся, увидел бегущего к нему Шершпинского, озорно свистнул и швырнул корону в реку.
— Мы оба воры, но я вор честный, а вы — нет! Ауфвидерзеен! — крикнул Зонтаг-Брук и бросился с обрыва.
Шерпинский застыл, как соляной столб, к краю обрыва и подойти-то было страшно.
«И в воздух чепчики бросали…»
Философ Горохов совсем недолго пробыл в тюремном замке. Уже через полмесяца его провели в кабинет к Евгению Аристарховичу. Горохов думал, что придется оправдываться, доказывать свою невиновность. А Евгений Аристархович открыл ему навстречу свои объятия:
— Уважаемый мой наставник! Прошу прощения за доставленное вам беспокойство, но вы сами виноваты, в плохую компанию затесались.
— Компания, как компания! — взъершился Горохов, — чего тебе от меня надо? Может, пытать будешь?
— Помилуйте! Философ Александрович! Как можно! Я же помню, как вы, будучи прокурором, меня, вчерашнего посредственного гимназиста, пристроили в присутственное место, дали должность. С этого момента началось мое восхождение по служебной лестнице.
Теперь я хочу сообщить вам приятную для вас новость. Господина Шершпинского арестовали, увезли в столицу для разбирательства.
Евгений Аристархович понизал голос:
— Скажу больше, сам Герман Густавович стоит на пороге отставки. Он ездил в Омск, говорят, что стоял там на коленях перед генерал-губернатором. Но отставки ему не избежать. Просто в Петербурге пока еще не подобрали ему замену.
— Его судить мерзавца надо! Вот уж кто преступник, так преступник!
— Не нашего это ума дело, дорогой Философ Александрович, царем он был назначен, царю и решать. Таких не судят, вы же знаете. Скажут: утомился, надо дать отдохнуть, да и переведут в другое хлебное место.