Кошмар на улице Зелёных драконов
Шрифт:
Ян Лин прокатился по луже крови между его ног, разделывая на две половины мечом.
Стошнило кого—то из слуг оглянувшихся. А старый раб замертво рухнул, за сердце схватившись.
Воин бросился к котлу, толкнул рукой. Кожа зашипела плавившаяся. Котел дрянной устоял. Тогда, заорав, Ян Лин пнул его что есть силы босой ногой.
Котел рухнул с подставки, крышка с маленькой дырою упала, да камень рухнул, лежавший сверху ее. Выплеснулся на старые плиты, поросшие мхом, поток кипятка. Да девушка выпала, почти девочка еще. Упала в луже кипящей воды, невольно раскинув руки. Покраснело лицо,
— Ну О! — отчаянно прокричал он.
Но та молчала. Шипела, проникая сквозь каменные плиты, кипящая вода, пах заваренный мох. Не сразу он, с сердцем остановившимся, заметил, как тихо—тихо вздымалась ее грудь. И сердце снова побежало его.
Он отчаянно обернулся. Кроме трупов здесь не было никого.
— И правильно, — сказал юноша сквозь зубы, — здесь нам и не поможет никто.
Он на несколько мгновений опустил оружие. Чтоб чужой пояс с ножнами содрать, забрать полегче меч. И, опоясавшись быстро, вложил в чужие ножны похищенное оружие. Затем девушку неподвижную подхватил, перекинул через плечо — она так и не очнулась — и побежал к воротам в жилые дома слуг ближайшей госпожи.
Губы двигались, он шептал:
— Забери мою Ци! Но только ты живи, сестра! Только ты живи!
Она молчала, хоть тело ее дергалось от бега. Да почти мгновенно побелели пряди его волос у висков, две морщины на лбу высоком красивом его пролегли.
Слуги седьмой императорской жены разбежались сразу, увидев таким его. Со стражниками пришлось сразиться. Он прорубался сквозь тех шестерых как тигр, которому один глаз подстрелили стрелой: чуял, как близко смерть стояла за его спиной, а потому рвался к свободе из последних сил.
Сердце стучало устало, по губам уже струилась кровь. Тело, казалось, объято огнем. Страшно хотелось упасть и уснуть. Навеки уснуть. Но обещание, данное матери на смертном одре, держит при жизни крепче большинства зелий и цепей.
— Спасти ее. Я должен спасти ее… — стучало то ли в висках, то ли срывалось с губ.
Это же обещание, как заклинание древнее, как демон верный, как тигр разбуженный за спиною охотника, не давал ему ни остановиться, ни упасть.
Оставив у конюшен три десятка трупов и сколько—то еще отрубленных ног и рук, он, оседлав коня и ношу драгоценную прижимая к себе рукой, покинул жестокую столицу.
Несколько часов скачки безумной. Конь, к счастью подвернулся отдохнувший. Но Ян Лин все равно иногда в ужасе оглядывался, не гонится ли за ним кто? А сердце в обваренной груди стучало едва слышно. Ее доброе сердце.
«О, за что нам такая судьба? Но я не смирюсь!»
Уже к вечеру, когда небо все на Западе окрасилось кровью заката, юноша спешился на узкой тропе, идущей к подножию скал. Осторожно опустил сестру неподвижную на камни. С пол рубахи своей куски широкие оторвал, завернул в несколько слоев. Положил ношу драгоценную на спину к себе, веревкою образованной накрепко к себе привязал. Дышать стало тяжело. Но сердце почти затихло в ее груди.
И, вспоминая известных всех богов, слова известных молитв, юноша к древним горам пошел.
Уже
Поднебесной небо на горизонте осветило уже полоскою зари, когда Ян Лин забрался на небольшую площадку где—то посередине старой горы. Голову подняв, разглядел пасть пещеры. С трудом заполз, оставляя по камням кровавые следы. Выпрямился, прижимая к себе неподвижную руку. Покачнулся. Но на колени упал уже на скале. Не в пропасть. Идти сразу не мог, так пополз.
В пещере небольшой, на возвышении небольшом из темного камня, казавшемся родом вообще не с той скалы, под тонким лучом света, проникающего из щели наверху, сидел старик с длинными—длинными белыми волосами. Они спускались ниже его пояса и явно струились намного вокруг, длинные—длинные. Старик сидел, ноги скрестив и ладони сложив у живота, не размыкая глаз.
— Говорят люди, что к этой горе вообще никто не ходит, — спокойно старик сказал. — Слава дурная теперь у нее. Зачем же ты пришел сюда, о юноша? Зачем забрался сюда в темноте?
— Потому и пришел, — глухо выдохнул Ян Лин, на колени пред ним опускаясь.
Бессильно свесились руки его сестры по его плечам. Он внезапно понял, чего не понял в азартном бреду, когда с ногами и руками разодранными полз по скале: сердце ее уже не билось. А поняв, потерянно уронил свои руки на холодный шершавый камень.
— Поздно уже, — тихо сказал старик.
— Мне все равно, даос вы или демон! Я вам что угодно готов отдать, лишь только спасите мою сестру! Заплакал юноша, ладони в мольбе сложив.
— Спасти твою сестру… — глухо проговорил старик, глаз не открывая.
Не меняя ни на волос позы своей.
— Спасти того, чья жизнь уже убежала, но душа еще не ушла далеко, может лишь одно средство из тех, что я знаю.
— Какое? — юноша подскочил. — Я стану вашим рабом! Я добуду его!
— Только кровь дракона, — спокойно ответил ему старик. — Кровь настоящего дракона, свежеубитого. Но драконы давно уже не ходят по этой земле. И кровь нужно сразу отдать ей.
— Неужели… — юноша запнулся. — Нет совсем ничего?..
— Мой Ци не достаточно для таких чудес, — тихо сказал старик.
Юноша покачнулся. С трудом, но устоял. Прижал к сердцу холодеющую руку, разрыдался горько.
«Материну просьбу не исполнил. Не смог! Но я обещал! Я же обещал!»
— Разве что… — начал вдруг старик.
Разве что? — подобрался Ян Лин, поднял глаза, блеснувшие надеждой.
Старик вдруг веки разлепил. На юношу попятившегося взглянули звериные глаза: желтые с узким черным зрачком.