Кошмар в августе
Шрифт:
— Не знаю... — Мальчик выглядел очень грустным. — Тетя Зоя такая хорошая была, всегда мне мороженое покупала. И пистолет обещала купить. Мама не разрешает...
— А когда она у вас работала?
— Всегда.
«Всегда». Хороший ответ.
— Так что же с ней произошло?
Мальчик как-то сжался.
— Мама на нее накричала, и тетя Зоя ушла, — нехотя сказал Антон. — Она добрая была... А пистолет мне вовсе и не нужен.
Полетаев улыбнулся по-отечески, потрепал мальчика по белокурым вихрам.
— А почему мама на нее кричала? — спросил он как бы между прочим, словно
— Не знаю. Просто сказала, что проститутки ей в доме не нужны. Поэтому она, наверное, расстроилась и ушла...
— Ну не переживай, я думаю...
Зло зыркнув на полковника, Даша осторожно взяла мальчика за руку:
— Скажи, Тотошка, а тетя Зоя при тебе ушла?
Мальчик склонил головку.
— Нет, я уже у бабушки был.
— То есть тетя Зоя ушла, не попрощавшись с тобой?
— Угу. — Он чуть не плакал.
— Не переживай, — снова сказал Полетаев, — в жизни всякое бывает. — Он встал. — Я вас на секундочку покину, а вы пока закажите десерт еще раз.
Глядя на поспешно удаляющуюся спину, Даша вдруг ощутила смутную тревогу.
— Скажи-ка, Тотошка, — обратилась она к мальчику, — а мама рассердилась на тетю Зою из-за того, что заболели рыбки?
Антон задумался, он явно никак не связывал эти два события.
— Не знаю...
— Ну хорошо, а когда именно мама с ней поссорилась?
— Перед вашим приездом.
Все ясно. Юлька взбесилась на домработницу из-за болезни рыб. Но почему тогда она назвала ее проституткой? Паэгле не имеет привычки сквернословить, да и слово это не совсем матерное. Но при ребенке... И тут из глубины подсознания выплыла скабрезная физиономия доцента Пантелеева и слабым эхом: «Эта толстая дура ни черта не понимала... Эта толстая дура...» Крепко сжатые ладоши повлажнели. Так вот что не давало ей покоя после разговора с доцентом. Он явно проговорился, что обращался еще к кому-то с просьбой достать для него документы.
Даша оттянула воротник свитера.
— Антон, а тетя Зоя была полной?
— Да. — Он кивнул. — Толстой. Но дядя Юра сказал, что ему такие очень нравятся. И даже то, что она хромает, ему тоже нравится.
— Подожди, подожди, какой дядя Юра?
— С маминой работы.
— Пантелеев?
— Да.
Даша едва удержалась от желания крепко выругаться. Нет, Паэгле или дура, или... действительно дура. Если все так, как рассказал Антон, а зачем бы ребенку выдумывать, то картина преступления ясна и понятна любому идиоту: противный доцент Пантелеев, желая заполучить документы, повел себя с ее предшественницей так же, как и давеча в кафе с ней самой: попытался соблазнить и, судя по всему, успешно. Происходило это непосредственно в квартире, Юлька вернулась не вовремя, застукала их in flagranti и домработницу рассчитала. Последней ничего не оставалось, как собрать свои вещички, а напоследок досадить хозяйке по полной программе: травануть ее рыб. Таким образом, бедные цихлозомы пали безвинной жертвой противного Юлькиного характера. Вопрос в одном: почему Паэгле об этом умолчала?
К столику незаметно подошел Полетаев.
— О чем беседуете? — Вид у него был озабоченный.
— Антошка, — Даша потянулась за кошельком, — там, в холле, стоит автомат с игрушками, сходи достань какого-нибудь зверя, потом маме подаришь.
Мальчик некоторое время колебался, но азарт взял свое. Взяв деньги, он исчез за стеклянными дверьми.
— Полетаев, ты сейчас умрешь.
— Очень в это верю, — полковник кивнул. — Рассказывай.
— Я поговорила с Антоном, все указывает на то, что рыб отравила бывшая домработница…
Полетаев со вздохом закатил глаза кверху.
— Я же тебе сразу сказал, кто убийца, — снисходительно бросил он. — Стоило весь этот огород городить...
— Когда сразу? — нахмурилась Даша.
— Да при первой же нашей встрече. У таких вздорных дамочек, как твоя подруга, обычно неважные отношения с домработницами. Поверила бы мне сразу, давно какого-нибудь судачка коптили бы. Я же профессионал, мне достаточно пары деталей, чтобы сделать надлежащие выводы.
Еще секунду назад Даша готова была сделать полковнику комплимент, но после такого хвастливого заявления сна скорее проглотила бы собственную ногу, чем признала его правоту.
— Минуточку, — холодно произнесла она, — я сказала, что все указывает на это, но совершенно не факт...
— Да факт, факт!
— А я так не думаю, — упрямо повторила Даша.
— Почему?
— По кочану. Во-первых, это слишком очевидно...
Полетаев задумчиво грыз зубочистку.
— Ты когда-нибудь слышала о бритве Оккама?
— О чем?
— О бритве Оккама, — повторил полковник.
— Какая-то особая штука для бритья?
— Особая штука для мозгов. — Полетаев с усмешкой бросил зубочистку в пепельницу. — Темнота. Это логический принцип, который гласит: не надо усложнять простое. Первая идея, пришедшая в голову, как правило, является верной.
Даша недоверчиво наморщила лоб. Сентенция звучала слишком простенько, чтобы произносить ее с таким важным видом. Может, за ней скрывается какая-нибудь более сложная мысль?
— Например? — на всякий случай поинтересовалась сна.
— Например, — Полетаев смотрел поверх ее левого плеча, — например, ты сейчас повернешь голову и увидишь за спиной бронтозавра...
Даша резко обернулась. Полетаев рассмеялся.
— Я сказал «например». Что первое тебе придет в голову?
На веснушчатом лице отчетливо читалось, что именно первым пришло в голову, но, подавив раздражение, Даша пожала плечами.
— Ну не знаю... Наверное, испугаюсь.
— Да я не о реакции тебя спрашиваю. Когда к тебе вернется способность размышлять здраво, о чем ты подумаешь?
Здравое размышление заняло секунд двадцать.
— Что кто-то вырядился в костюм динозавра.
— Правильно. И если, обернувшись сейчас...
Даша почти силком удержала голову на месте.
— ...ты столкнулась бы нос к носу с бронтозавром, то именно так оно и было бы. То есть не из-под земли он вылез и не с небес спустился, а кто-то надел такой костюм. Это и есть принцип Оккама: самое простое объяснение, как правило, является самым верным. — Полковник сделал нравоучительное лицо и подвел итог: — Так что если в доме что-то происходит, а потом исчезает человек, живущий в этом доме, то, скорее всего, он причастен к этому событию.