Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости (сборник)
Шрифт:
Со спасателями пришли Дугал Макри, Иен и Хьюберт Хэй, который никак не мог быть убийцей, потому что в момент гибели Мэрион он находился вместе со мной на Сгурр-на-Стри. Теперь Роберте угрожала лишь смерть от переохлаждения.
Но ее все-таки нашли, и долго мучившее всех напряжение спало. Сидя в вереске в ожидании носилок, подняв лицо к солнцу и закрыв глаза, я чувствовала, что впервые за два дня могу расслабиться. Теплый, сладко благоухающий вереском день каждой нотой жаворонка, каждым зовом коноплянки возвещал, что жизнь прекрасна. Даже когда послышалось бормотание и осторожный шорох
Я совершенно забыла, что, стоит Роберте открыть рот и заговорить, человек – человек, которого я знала, – будет повешен, а потом захоронен в негашеной извести во дворе тюрьмы.
Когда мы с носилками спустились вниз, инспектор Маккензи с огромным Геки и молодым местным констеблем Нейлом находились на Ан’т-Сроне. Геки остался на месте осматривать пепелище, а инспектор Маккензи, увидев Роберту, позвал молодого Нейла и пошел вместе с нами в гостиницу.
Как только ему сообщили, что Роберту нашла я, он отвел меня в сторону и стал задавать вопросы. Я постаралась как можно точнее рассказать ему о том, как я нашла девушку. Инспектор внимательно слушал, но, как только я закончила свой рассказ, заставил начать сначала, при этом задавал разные вопросы, и мне пришлось перечислить ему каждое свое действие с того момента, как я услышала стон, и до той минуты, как принесли носилки. Пока я на ходу устало рассказывала ему свою историю, я поняла, что необоснованное чувство покоя, которое на короткое время осветило мою жизнь на вершине, исчезло – снег, выпавший в пустыне, растаял, – и я опять бреду в одиночестве среди серых пустошей неуверенности и отчаяния.
Холодок ужаса снова зашарил по мне и стал дергать ледяными пальцами за рукав, поэтому я пару раз запнулась. Но я честно и прямо изложила все, что вспомнила, чтобы помочь инспектору сделать надлежащие выводы.
Потом он меня удивил. Посмотрев в сторону, он резко сказал:
– Я оставлю молодого Нейла охранять вашу девчушку и немедленно пошлю за сиделкой. Но до завтрашнего дня мы ее не получим, так как доктор сообщил мне, что сегодня сиделка занята. Поэтому до ее приезда необходимо, чтобы кто-то присмотрел за мисс Саймс. Вы знаете, как ухаживать за больным?
– Немножко, но…
– Отлично. Вы согласны? Посидеть с ней ночь и присмотреть за ней для меня?
– Ну конечно, – согласилась я. – Но наверняка кто-то еще… я имею в виду, можно найти человека более компетентного, более умелого, чем я. Миссис Корриган, кажется, знает свое дело, и мне кажется, что миссис Персимон…
– Не сомневаюсь, – сухо ответил он. – Но разве до вас не доходит, мэм, что вы – единственный человек в отеле, кого не было здесь во время первого убийства?
– Да, действительно… Но, инспектор, не можете же вы подозревать женщину? Я хочу сказать…
– Может быть, и так, – сказал он, – но у миссис Корриган и у миссис Персимон есть мужья. А я хочу, чтобы в эту комнату не проник никто, кто мог быть каким-либо образом… э… замешан. – Он кинул на меня странный взгляд. – Никто, ни под каким предлогом. Вы понимаете меня?
– Если вы подразумеваете Николаса, – взбрыкнула я, – я едва ли «замешана» с ним и, уверяю вас, его я не впущу.
Он чуть улыбнулся и произнес почти снисходительным тоном:
– Ну-ну, девочка, я ничего такого не подразумевал. Значит, вы согласны?
– Разумеется. – И я с любопытством посмотрела на него. – Вы хотите сказать, что не подозреваете одну меня?
– Скажем, так, – осторожно проговорил он, – я не подозреваю вас в желании убить Роберту Саймс.
С этими словами мы подошли к гостинице. Так как тело Мэрион Брэдфорд находилось в комнате, которую она делила с Робертой, а комната была опечатана полицией, я предложила положить Роберту на свободную кровать в моей комнате. Инспектор и Персимоны, уже безмерно уставшие, с одобрением и благодарностью встретили мое предложение. Миссис Персимон и миссис Каудрей-Симпсон в присутствии Нейла и инспектора стали заворачивать Роберту в одеяло, а я отправилась в душ.
Когда я наконец вернулась к себе, в камине горел яркий огонь, а чайник, висящий на перекладине, кипел. Для горячего питья было все готово. На тумбочке поблескивала бутылка бренди.
Инспектор ушел, но миссис Персимон все еще возилась у камина. Нейл, встав со стула, робко мне улыбнулся. Он был очень высокий, лет двадцати, с грациозными движениями жеребенка, черными волосами и синими глазами чистокровного кельта. Он доложил:
– Скоро придет доктор, мисс Брук. Инспектор Маккензи велел мне сказать вам об этом. Он спрашивает, побудете ли вы со мной пока?
– Конечно. А можем мы что-нибудь для нее сделать?
Миссис Персимон встала.
– Мы обложили ее бутылками с горячей водой, – сообщила она. – Так что согрели, как смогли, и теперь остается только ждать доктора.
Она обеспокоенно склонилась над Робертой и стала подтыкать под нее одеяла, что было явно излишним. Миссис Персимон была маленькой женщиной с круглым лицом, в обычное время всегда жизнерадостным, и тонкими непослушными каштановыми волосами. В ее ясных красивых глазах того чистого серого цвета, который так редко встречается, затаилась тревога.
– Если ей станет лучше и она сможет глотать, дайте ей капельку сладкого чая… а я спущусь вниз и приготовлю крепкий бульон. Пока это единственное, что мы в состоянии сделать.
– И еще, – тихо добавил Нейл, – охранять ее.
Мы обе взглянули на него. Я неуверенно сказала:
– Все это звучит очень… очень страшно, Нейл. Инспектор действительно думает, что убийца попытается сюда проникнуть?
Он развел огромными, красивой формы руками.
– Если она заговорит, его повесят, – просто ответил он.
Я подошла к кровати и посмотрела на Роберту. Она лежала очень спокойно, и, хотя мне показалось, что ее кожа отчасти утратила свою льдистую прозрачность, девушка была ужасающе бледна. Лицо осунулось и стало крошечным; неподвижное тело, завернутое в одеяло, тоже как будто усохло. Казалось, что ни опасность, ни «потенциальный динамит», ни призрачный риск того, что есть кто-то, кому необходимо заставить ее молчать, не существуют. Трудно было поверить, что эти сухие губы когда-нибудь заговорят снова.