Котельная номер семь
Шрифт:
Хотя это конечно вряд ли. Самый широкий участок начинается здесь, но чтобы в него влезть, нужно ужаться до минимума. Ненадежная, но возможность. Шаткий, но шанс. Он сбросил телогрейку, в которой не втиснешься.
Трубы внутри железобетонного лотка были уложены на кирпичи, сверху прикрыты тоже бетонными плитами. Он еще утром обратил внимание, что земля вдоль теплотрассы подтаяла, а значит, вряд ли трубы изолированы по всей длине. Это существенно облегчит его продвижение внутри лотка: без теплоизоляции было просторней. Система же никогда не разогревалась настолько, чтоб о голые трубы ожечься,
Тем не менее, он подтянул и навалил сверху железный лист, попытавшись вернуть его точно на то место, где он лежал, надеясь, что таким образом лаз обнаружат не сразу. Что больше времени на его поиски будет затрачено, и это даст ему возможность подальше уйти. Хотя в сверхъестественных способностях Сережечки, в его прозорливости по поводу арматурщиков он уже убедился. Да и позднейшее развитие событий в этих способностях не разочаровывало. Но - тем не менее - лаз он прикрыл. И погрузился в полную тьму.
Темно, а главное - тихо. Грохот и визг дерущихся сюда не проникал. Впрочем, с выводами насчет полной тьмы он поторопился. Как только немного привыкли глаза, впереди по трасе что-то забрезжило, и он вновь вспомнил про сломанную плиту - наверное, через пролом и сочился свет. Он удивился: неужели светает уже? В голове примерно прошел час, тогда как в мире брезжило утро. В таком случае, сменщик должен вот-вот подойти.
Он пополз, стараясь держаться трубы подачи воды: пока что она была чуть теплее обратки, хотя температура обоих неуклонно выравнивалась. Он подосадовал, что не выключил насос подпитки, и теперь охлаждение системы идет стремительней.
В днище лотка кое-где скопилась вода от подтаявшего снега, а может - из-за утечек в системе. С верхних плит ему на спину опадал конденсат. Краска шелушилась и осыпалась с труб, а в тех местах, где она облетела раньше, он отирал животом застарелую ржавчину. Так что к угольно-черной раскраске его лица и одежды добавилось рыжая. Хорош он будет, когда откинет деревянную крышку колодца и покажется на люди, на белый свет.
Впрочем, ползти ему было удобно, и эти сто метров, составлявшие расстояние от котельной до пролома в лотке, он преодолел довольно быстро, сам удивившись той ловкости, с которой удавалось ему пресмыкание.
Здесь сверху сквозь щели струился свет, и прежде чем двигаться под провисшей плитой, он огляделся.
Лоток был узок: протиснуться между трубой и боковой стенкой не представлялось возможным. Плита же переломилась как раз посредине: возможно изначально была бракованная, а может быть, отслужила свой срок на другой, ныне демонтированной теплотрассе, и была уложена здесь уже сильно выщербленной влагой и временем. И достаточно было бульдозеру нажать на нее своим весом, как она переломилась.
Промежуток меж осевшей плитой и трубами, впрочем, был. И он - была не была - в него сунулся,
Голова, шея, теперь плечо. Левое, правое... Пошло, кажется. Теперь только задница бы протиснулась.
Где-то над ним впереди, в районе проезжей части, прогудел автомобильный сигнал. Надо спешить. Скоро уголь начнут подвозить - что если угодит колесо тяжелогруженого самосвала на эту плиту?
Он рванулся вперед, но безуспешно, сразу почувствовав, как что-то впилось ему в спину промеж лопаток, словно коготь дьявола. Он дернулся, но коготь крепко держал пиджак. Это был, вероятней всего, конец арматуры, торчавший на месте разлома, небольшой, может длиной в сантиметр, но цепко в него вцепившийся.
Он попытался сдать назад, но пиджак заворачивался ему на голову, и образовавшееся утолщение еще более стопорило обратный ход. Рванулся вперед - пиджак затрещал, а коготь глубже вонзился ему в спину. Только бы плита на него не рухнула. Только б не потревожить ее, не потянуть за собой. Сдвинется вниз - пополам переломит. Лучше уж в таком случае от Сережечки легкую смерть принять.
Пиджак был не самый лучший. Он бы его давно выбросил, да вот пригодился в качестве спецодежды. Только бы удалось протиснуться. Только бы выбраться отсюда, а уж пиджак... Пиджак... Что, однако, они про пиджак? Он замер - что-то вдруг грудь стиснуло. То ли дух захватило, то ли холодом обдало. То ли сердце удар-другой пропустило.
А ведь действительно, был такой случай. С пиджаком и другими последствиями. Пиджак потом делся неизвестно куда. Может быть, в топку выбросили. Вместе с ее одеждой - этой, как ее... Два, или нет - три года тому назад. Давнее, хорошо остывшее прошлое. Но ведь он не трогал ее. Он даже с табуретки за все это время ни разу не встал.
Как сквозь туман... Как сквозь морозный пар с улицы в кочегарку. Шваброй ее в спину: отсюда - туда. Лопатой по голой обвислой заднице... 'Вы чё, пацаны, - хватаясь пальцами за косяки.
– Чё попало... Нет, чё попало какое-то...'
Действительно, исчезла она. С той поры ее больше никто не видел. И не интересовался ею никто. Она ведь и впрямь замерзнуть могла. Голая, мокрая - на мороз. Вероятно, была пьяна. Они же, ее выталкивая, думали: весело будет. Стучалась, наверное. Еще не веря в беду. Думала: пошутили и будет. Вы чё, пацаны. А они забыли про нее напрочь. Так то ж не сознательно, не со зла.
Нет, он ни при чем. Он даже с табуретки не мог приподняться - пьяный был.
Наверное, думали, что добежит. Обитала она в ближайшем доме. У нее, как у дворничихи, комната там была. Только без ванной. Так что мыться она в кочегарку ходила. Вот и лицо ее он припомнил. Широкоротая, частично беззубая, пьющая - лет тридцати. Безобразная, образно говоря. Постеснялась она, наверное, голой в свою каморку идти. Предпочла замерзнуть. Звали ее Ханум-Хана.
А он, внимая Сережечкиной новелле - прекрасной ее себе представлял. Да и там, на балконе, красивая грезилась. Может, эти двое что-то напутали? Был еще один, совершенно другой случай, произошедший не с ним?