Котельная номер семь
Шрифт:
Экс-участковый заколыхался и попытался подгрести к амбразуре. Однако слабый, но встречный поток воздуха помешал ему это осуществить.
– Именем закона... отопри...
– сипло и прерывисто прорычал труп.
– Это не твой участок, - возразил Павел, до белых ногтей вцепившийся в лестницу.
– И здесь работает не закон, а понятия.
Он еще хотел добавить, что по закону этого не может быть, но никак не мог наполнить содержанием слово 'этого'. Действительно, что это слово включает в себя? Столько всего...
–
В отдалении плавали прежние фурии, но теперь они были поблекшие и далеко не такие резвые, и ничто уже не напоминало о том, что они рождены от огня. Ни Данилова, ни Сережечки не было видно. Возможно, зашли за угол котельной, ища возможности проникнуть в нее с тылу. Или пытаются открыть дверь, которую ему с этой точки обзора не видно. Может, им крест мешает войти? Чтобы увидеть дверь, надо высунуться, но он не рискнул. А может, они за коктейлем ушли к анархисту алк-химику.
Постепенно Павел сообразил, что если фурии и покойники легче воздуха, то не могут плыть против его течения. Поэтому и милиционер не может влететь в окно. Встречный теплый поток воздуха несет его прочь от котельной. А холодный идет понизу. Он вспомнил, что в тамбуре ниже двери есть щель, и если его гипотеза верна, то вместе с холодным воздухом вполне может проникнуть под дверью какое-нибудь нежелательное существо.
Отметив эту закономерность, он уверенней и спокойней стал. Значит какие-то законы природы и для них писаны. А значит можно и с ними бороться, даже если они - всего лишь галлюцинации.
Покойник опять сунулся, но его отнесло. Он повторил попытку. На этот раз ему удалось подгрести ближе. Вероятно, оттого что остывают котлы и циркуляция ослабевает. И если пустить котельную на самотек, то в результате теплообмена между котельной и внешним по отношению к ней (да и враждебным) миром наступит состояния равновесия, энтропия, и тогда лезь любой призрак и делай что хошь. Надо подтапливать, подкидывать уголек, чтоб эти призраки не вошли. Греть собой мир. Но он все глядел в амбразуру окна, не в силах оторваться от увлекательного сновидения.
Призраки и покойники наполняли воздух, парили порознь и парами, собирались в стаи, используя малейший воздушный порыв. Обескровленный лик луны выглянул на минуту, она выглядела остывшей, луна, словно с нее слили кровь, чтоб оживить эту нечисть.
Уборная догорела, но там еще тлели угли, легкие низовые движения воздуха бросали на них снежные крошки. А если нет очага, и дверь в иной мир закрыта, то и новой нечисти неоткуда взяться. Да и эта без подпитки огнем долго ли просуществует? Большая ее часть с цветом пламени не имела уже ничего общего.
Борисов понадеялся, что как только ветер поднимется выше и выберет направление, то в этом направлении и унесет химер.
Правда существовали еще Данилов с Сережечкой, которые могли что-нибудь еще подпалить, а может, и
А пока в мире безветрие, существует возможность, что эти фурии будут затянуты сквозняком. Так что надо подкидывать. Чем торчать тут на лестнице и кормить мурашек. Сообразив это, а так же учтя настояния мастера и жильцов, он спустился и взял лопату.
Он забросил десяток лопат в первый котел и подождал, чтоб дать углю разгореться. Зазвенел телефон. Он загрузил топку первого и перешел ко второму котлу. Телефон позвонил-позвонил и перестал. Едва он управился, телефон затрезвонил вновь. На этот раз Павел взял трубку.
Вначале слышно ничего не было. Вернее, опять был фоном какой-то неясный звук, похожий на невнятное бормотанье, которое скоро стало отчетливей и превратилось в размеренную мужскую речь. Кто-то бубнил безо всякого выражения, без интонаций и почти что без пауз на странном, доселе Павлом неслыханном языке. Скорее всего, это было что-то весьма древнее - греческое или еврейское или латынь. Странно было то, что Павел почти все понимал.
'Олень и серна, и буйвол, и лань, и зубр, и орикс, и камелопард...'
– Это снова секс по телефону, - с некоторым запозданием вклинился и отрекомендовался девичий голос.
– Что же вы не перезвонили нам?
'Орла, грифа и орла морского...'
– Простите, - растерялся Павел, но остался вежливым.
– Кому?
'И коршуна, и сокола, и кречета с породою их...'
– У нас тут два предприятия - 'Содом' и 'Сезам'. Выбирайте сами. Вам так или так?
– Раздался стон, а рядом - рычание.
– Мы с солдатами и сиротами бесплатно. Студентам технического университета скидки. Если же вы ни то, ни другое, ни третье, то мы с вас все равно дорого не возьмем.
'И всякого ворона с породою его...'
– Да вы знаете...
– в свою очередь забормотал Павел, очарованный вновь открывшимися лингвистическими возможностями.
– Я бы... мне бы... У нас тут котельная, и как бы мне не влетело потом.
'И страуса, и совы, и чайки, и ястреба...'
– Ну хорошо, - сказала девица, - не хотите секса - не надо. Давайте просто с вами поразговариваем. Меня Зина зовут, а вас?
Стоны участились, словно интимный процесс на коротком дыхании подходил к концу.
– Кто это стонет так?
– не удержался от вопроса Павел.
– Ангелина Андреевна. А рычу я. Может быть, с ней хотите поговорить?
'И филина, и ибиса, и лебедя, и пеликана...'
– А кто там у вас бубнит?
– Пока никто. Но если хотите, я вам бубнить буду.
Очевидно, бормотание происходило из другого источника и накладывалось контрабандно на платный звонок в результате какой-то непонятной интерференции.
– Реагирует, Зин?
'И сипа, и рыболова...'
– Да хрен его знает. По телефону не видно, что у него на роже написано.