Коварство любви
Шрифт:
— За исключение имения в Котсуолдс, — подмигнув, произнес герцог.
Калли застонала:
— Мне очень жаль. Честное слово, это не… — Она снова оборвала себя, неуверенная, что именно собиралась сказать.
Бромвель рассмеялся.
— Вам не за что извиняться. Я не расцениваю ваши слова как хвастовство. Это правда. Вы — владелица обширных земель.
Девушка закатила глаза:
— Ненавижу, когда обо мне так говорят. Можно подумать, что я очень… самодовольна.
— Вы? Уверен, никто не станет считать самодовольной столь очаровательную леди.
— Ах,
— Боюсь, у этой дамы просто вздорный характер.
Калли рассмеялась:
— Я к ней несправедлива. Она просто очень гордится семьей, частью которой стала после замужества, и в этом ее не за что винить. Она всегда исполняла свой долг, даже если он заключался в воспитании своенравной девчонки, поступившей под ее опеку, в то время как бабушка уже давно вышла из возраста тесного общения с детьми. Поэтому она ожидает, что окружающие ее люди тоже не станут пренебрегать собственными обязанностями, невзирая на их личные симпатии и антипатии.
— А вы сами чего хотите? — поинтересовался он.
— Не уверена. Но уж точно я не стремлюсь замуж за какого-нибудь напыщенного болвана только потому, что он герцог, и не хочу рожать требуемое количество детей, чтобы доставить удовольствие его семье. И все это лишь потому, что я сестра герцога. — Девушка глубоко вздохнула. — Иногда я мечтаю… не знаю… превратиться в мисс Какую-то-там, у которой совсем нет приданого.
— Боюсь, вас ждет разочарование. В нашем обществе очень затруднительно быть девушкой без приданого.
— Знаю. Должно быть, я говорю как неблагодарный ребенок. Уверена, что вовсе не была бы счастлива, если бы мне пришлось экономить каждое пенни или… создавать шляпы, или шить одежду, или заниматься еще чем-нибудь ради пропитания. Просто иногда мне становится не по себе от осознания того, что другие люди, глядя на меня, видят лишь сестру Рошфора, а не самодостаточного человека. Не меня саму.
— Уверяю вас, — произнес граф, поворачиваясь так, чтобы смотреть девушке прямо в лицо, — когда я гляжу на вас, то вижу вас и только вас.
Встретившись с ним взглядом, Калли вдруг почувствовала себя так, словно в мире не осталось больше никого, кроме них двоих. Исчезли дорога, их спутники, зимний пейзаж. Она видела лишь глаза Бромвеля, серебристые в солнечном свете, обрамленные густыми черными ресницами, а чувствовала растущее внутри нее… нечто, становящееся все больше и грозящее в любой момент разорвать ее на куски.
Во взгляде графа отражались мириады эмоций, такие же мощные и всепоглощающие, как и ее собственные. Он поспешно отвернулся и глубоко вздохнул.
Калли тоже потупилась, стараясь скрыть чувства, которыми, как ей казалось, лучилось все ее существо.
— А вот и парк, — внезапно сказал Бромвель. В голосе его слышалось явное облегчение.
Калли кивнула. Они свернули на дорожку, ведущую к парку. Вплоть до самого горизонта раскинулась ровная поверхность, с обеих сторон обрамленная рядами деревьев; нигде не было видно ни следа строений. Земля еще ничем не напоминала весеннюю, с изумрудным буйством красок, а деревья стояли голые, за исключением вечнозеленых тисов. Тусклые лучи зимнего солнца оживляли лесной пейзаж. В довершение мирной идиллической картинки у самой кромки деревьев наездники заметили семейство красных оленей. Подняв головы, животные с интересом посмотрели на людей и быстро скрылись из виду.
Искоса посмотрев на Бромвеля, Калли рассмеялась и, вонзив шпоры в бока своей кобылы, устремилась вперед. Граф издал воинственный клич и поскакал за девушкой. Они быстро вырвались вперед, оставив остальных далеко позади.
Калли пришла в восторг от ветра, дующего ей прямо в лицо, и цоканья копыт преследовавшей ее лошади. Бешеная скорость скачки как нельзя лучше соответствовала бушевавшим в ее груди эмоциям. Мощный порыв ветра сорвал с головы девушки ее элегантную шляпку и унес прочь, но она лишь рассмеялась, слишком очарованная моментом, чтобы волноваться о своей потере.
Бромвель, ухмыляясь, поравнялся с Каландрой. Как бы она ни понукала кобылу скакать быстрее, графу все же удалось обойти ее, после чего он стал замедляться. Калли, последовав его примеру, заставила свою лошадь перейти на шаг. Они намного опередили остальных членов их компании, скрытых сейчас за поворотом. Девушка подумала, что это очень хорошо, потому что Бромвель подвел своего скакуна вплотную к ее лошади. Лицо его светилось решимостью. Когда они поравнялись, он одной рукой обнял Калли за талию и, перетащив на спину своей лошади, усадил перед собой.
Другая рука графа, сперва поддерживавшая Калли за поясницу, скользнула вверх, к ее щеке, затем зарылась в волосы. Прижатая к груди Бромвеля, быстро вздымающейся и опускающейся, Калли ощущала жар его тела. Он не произносил ни слова, но о его намерениях несложно было догадаться, лишь взглянув в его сияющие глаза.
Запыхавшаяся Калли повернула к нему лицо. На мгновение они оба замерли, растворившись во взглядах друг друга. Затем его рот накрыл ее губы.
Девушка почувствовала, как все ее существо охватывает пламя, проникающее под кожу к самым сокровенным глубинам. Она задрожала в объятиях графа, изгибаясь от томления, когда его рот одновременно и разжигал, и насыщал ее голод. Обхватив Бромвеля рукой за шею, она привлекла его ближе к себе. Он застонал, еще сильнее впиваясь в ее губы, и продолжал целовать до тех пор, пока она не решила, что неминуемо взорвется от переполнявших ее жара и желания.
— Калли… Калли… — пробормотал он, покрывая поцелуями ее лицо. Высвободив руку из массы ее волос, он провел ею по шее девушки, наконец коснувшись амазонки. — Я ждал этого мгновения целый день. Святые небеса, я уже две недели мечтаю поцеловать тебя.
Спрятав лицо у него на плече, Калли приглушенно промолвила:
— И я тоже.
Из груди Бромвеля вырвался низкий стон, и он крепче прижал к себе девушку, снова принимаясь целовать ее, одновременно скользя рукой по лифу платья.
Наконец он поднял голову: