Козельск - Могу-болгусун

Иванов-Милюхин Юрий Захарович

умыслом, старики и старухи старались бросить в них камень или опрокинуть на

головы горшок с расплавленной смолой или с кипятком, не говоря о подростках

с женщинами, которые отжимали от себя по мунгальски налучья и поражали врага

с близкого расстояния. Большая половина всадников была перебита в моменты, ордынцы падали с седел под ноги лошадям, те метались в узком пространстве

осатаневшими скотами, готовыми порвать зубами и забить копытами все живое, встававщее на пути. Так

продолжалось до поры, пока один из кипчакских

джагунов не опомнился и не схватился за лук, не уставая кричать что-то

задним рядам, первые стрелы полетели и в защитников, принудив их попрятаться

за зубцами. На стены полетели крюки с привязанными к ним лестницами и

арканами, по ним завиляли ящерицами воины в окровавленной одежде, осознавшие, что терять им нечего и стремившиеся теперь не вырваться из

западни, откуда выхода не было, а проникнуть в урусутский днешний град, где

простора было больше. Им казалось, что там их никто не достанет ни стрелой, ни копьем. За воротами тоже наконец сообразили, что соплеменники попали в

ловушку, полки кипчаков попятились назад, обстреливая ратников на стенах и

не давая воротным закрывать створки.

Защитникам держать оборону на две стороны стало труднее, тем более, что

главная преграда, ворота, штурму больше не препятствовала, мунгалам

оставалось перегруппироваться и устремиться на осаду стен детинца, которые

были ниже городских. Вятка понимал, что дать нехристям опомниться означало

самим впустить их в родной дом, он поднялся на смотровую площадку на

проездной башне и обернулся к пролому за двумя вежами, увидел Званка, стоявшего во весь рост. Мунгалы там отхлынули от пробоины и пустились по

направлению к главным воротам в надежде завладеть козельскими богатствами, эта оплошность позволяла засадному полку напасть на них сзади. Воевода вынул

из ножен меч, клинок прочертил в предвечернем воздухе сверкающую полосу и

упал вниз, давая сотскому добро на охоту. Званок что-то крикнул дружинникам, ожидавшим его слова у основания стены, те споро взялись за дело, растаскивая

доски и бревна от пролома. Когда дыра была расширена, сотня с приданными ей

дружинниками из отряда Мытеры вышла из крепости и побежала к проездной башне

со скопившмся возле нее неприятельским войском. Мунгалы топтались на месте, не зная, с чего начинать новый штурм, внимание приковали к себе ратники, снующие по стенам и пускающие стрелу за стрелой в их товарищей, не могущих

вырваться из ловушки. Они так увлеклись возможностью ворваться в город для

его разграбления, что не замечали ничего вокруг,стремясь не прозевать

момета, когда передние ряды снова хлынут в ворота. Засадный полк вскинул

луки

и не добегая сажен двадцати, сходу пустил стрелы нехристям в спины, не

прикрытые доспехами, затем встряхнул колчаны и опять натянул тетивы, прокашивая задние ряды будто косой. Плотно сбитая масса воинов орды

продолжала напирать в открытые створки, не сдвигаясь на деле с места, сквозь

сплошной вой не слышно было хрипов убитых и криков раненных, падавших с

коней на землю где-то позади них, кроме того, со стен в мунгал летели стрелы

и копья, заставляя прикрываться щитами, мешавшими им осмотреться. Вятка

приник к бойнице в забороле на верху башни и мысленно уговаривал Званка не

увлекаться охотой, как сделали это близкие друзья, навсегда оставшиеся на

равнине. Скоро он не выдержал, подозвал к себе крепкого воя и приказал ему

бежать по пряслу к первой веже, оказавшейся, если провести незримую черту, между ордынцами и охотниками, чтобы в случае опасности подать с нее

дружинникам сигнал, и вдруг увидел, что опоздал. С правого берега Жиздры в

воду хлынули новые сотни нехристей, спешащие отрезать отряду путь к

отступлению, конная лава перед воротами наконец-то дрогнула и развернулась

мордами назад. Званок тоже заметил, что охотников намереваются обложить

спереди и сзади, и как только очередной рой стрел полетел в цель, он дал

команду на отход. Козляне устремились к пробоине, теперь прорваться к

пролому предстояло из-за того, что наперерез мчались узкоглазые всадники, кто в чапанах и чалмах, а кто в шубах с драными малахаями на головах.

Сотский заставил охотников прибиться к стене, по которой сновали дружинники, и ускорил движение, слышно было, как взвыли сорвавшиеся в погоню нехристи

возле проездной башни, им вдогонку посылали стрелы и болты ратники, оборонявшие подходы к воротам. Расстояние между противниками, что спереди, что сзади, сокращалось быстрее, чем пропадали на равнине летучие вечерние

тени. Наступил момент, когда до кипчаков, мчавшихся наперерез, можно было

добросить копье, дальше медлить с отражением атаки было нельзя, поэтому

ратники задержали движение и спустили тетивы луков. В первых рядах атакующих

произошло замешательство, позволившее отряду продвинуться к пролому еще на

десяток сажен, Званок, не замедляя хода, обернулся к Мытере, и указал на

мунгал:

– Отсекай поганых, иначе мы не успеем все забежать в пролом. Дюжий дружинник махнул рукой, его маленький отряд в три десятка воев

отвернул от сотни и побежал навстречу всадникам Батыги, мокрым от речной

воды, на суровых лицах не проявилось никаких чувств, будто вои решили