Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
защитного бруса, примечая, какой конец лестницы или укрюка надо рубить
первым,чтобы отправить в долгое падение под основание стены следующую живую
гроздь из алчных степных пришельцев за чужим добром. И невольно откачнулся
назад – вертлявыми телами была облеплена вся внешняя сторона стены, она
превратилась в живую, стекающую по гладким бокам вековых дубов как бы вверх.
Вятка проглотил возникший в горле ком и принялся рубить мечом по ребру бруса
наотмаш,
висков. К нему на помощь спешили лучники из вежи и княжеские отроки с
саблями и секирами наперевес.
– Занять оборону на прясле! – крикнул тысяцкий, указав на двух лучников
и трех отроков. – Остальным завернуть на свои места, индо оголим весь край.
Он побежал вдоль стены над пряслом, намереваясь прорваться за вторую и
третью вежи, чтобы узнать, какая там обстановка, за ним поспешили несколько
отроков, успевших повзрослеть до молодых мужиков. Впереди и позади втыкались
в доски стрелы и дротики, они проскакивали перед носами ядовитыми жалами, стремясь смертельно ужалить бегущих. Не было от железных роев никакого
спасения, разве что Перун и Сварог изменяли в последний момент их полет, заставляя злобно вгрызаться в дерево и затем долго дрожать черным оперением
на хвосте. Вятка доторопился до второй вежи и поглядел из-за нее за стену, снова по телу покатился колкий холодок, подергивая кожу ознобом, за защитным
брусом открылась та же картина, что и позади. Дубовые плахи, тесно
пригнанные друг к другу, были облеплены шевелящейся черной массой, медленно
ползущей к навершию, на краях бруса не было места из-за крюков, впившихся в
него, с привязанными к ним лестницами и веревками. Несколько ратников не
успевали их обрубать и одновременно загораживаться щитами от стрел и копьев, а мунгалы ползли и ползли, будто разверзлись подземные недра ихнего ада, откуда они были родом. Вятка невольно поднял глаза к небу, пытаясь узнать, сумеют ли защитники продержаться до захода солнца, и увидел бездонный синий
купол, на котором не было ни облачка, а солнце только оторвалось от зубчатой
стены леса. Дальше идти по пряслу не имело смысла, оставалась надежда лишь
на крепость духа козлян да на ратную удачу, не покидавшую их до этого
времени. Тысяцкий воздел меч и с силой опустил на брус, опутанный веревками, слуха коснулся жуткий вой ордынцев, полетевших вниз устилать основание стены
грудами немытых тел. Он шел вдоль бруса до тех пор, перерубая веревки и не
замечая ничего вокруг, пока его громко не окликнули.
– Вятка, к тебе спешит воевода с князем Василием Титычем, –
голос одного из ратников, стоявшего ближе к взбегам без шлема и с обнаженным
мечом в руках, вокруг него крутилась молодая девка, обматывая лоскутом
полотна верхнюю часть головы.
На полати тяжело поднялся Радыня в золоченых доспехах, за ним скоро
поспешал малолетний князь, за которым неотступно следовали княжьи гридни в
длинных кафтанах с высокими воротниками и замысловатыми петлями на груди. На
боках висели сабли в ножнах, отделанных медными пластинами, а на ногах были
надеты красные сапоги с высокими каблуками наподобие тех, какие были у
заморских послов. Среди гридней скалил зубы младший брат тысяцкого, обрадованный встречей с ним, но сейчас было не до обниманий.
– Угинайте головы, гости дорогие, – крикнул Вятка, стараясь сменить
жесткое выражение на лице на обычную строгость, это ему удалось с трудом. –
Неровен час, какая ордынская стрела залетит прямиком сюда.
– Они долетают до колоколен церквей в середине города, а по улицам
давно никто не шастает, – откликнулся воевода, намереваясь поднять щит, надетый на десницу, но раздумал, уповая на броню. – Выстоишь, Вятка, или
пришла пора закрываться в днешнем граде, откуда до подземного хода с три
десятка сажен?
– Про него нам говорить рано, – нахмурился тысяцкий, заходя за угол
вежи. – Как там вои Латыны держатся?
– Тако же, как здесь, мунгалы налетели как прузи, черно от них по всей
стене вкруг города, – воевода пропустил вперед князя и встал позади него. –
Батыга, видать, решил двинуть на нас отборные полки, у всех мунгал на
рукавах цветные отметины, а на ногах заместо войлочной обувки кожаные
сапоги. Тоже разноцветные.
– Отдохнули на стороне, а теперь пришел их черед, – сделал вывод
тысяцкий, отвешивая полупоклон князюшке, воззрившегося на него светящимся
взором. – А потом свежие отойдут, если им не сподобится прорвать нонче нашу
оборону, а по утру снова на стены пойдут Гуюковы сотни.
– Так и будут сменять друг друга, пока не овладеют крепостью, –
чертыхнулся воевода, он привычно потянулся пальцами к бороде и остановился
на полпути. – А если открыть ворота проездной башни и заманить полки поганых
в детинец, чтобы они ринулись в него между двумя стенами – городской и
вокруг днешнего града, и поразить их сверху всяким оружием. Как ты на это
посмотришь?
Тысяцкий покосился на Василия Титыча, не спускавшего с него глаз, затем