Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
урусутов или покорялась орде полностью, или могла возродиться из пепла и
стать неодолимой преградой на пути к последнему морю. Тогда завещание
Священного Воителя оставалось бы не в сердце каждого монгола, а было бы
прописано только в его “Ясе”, сам свод законов превратился бы в китайскую
книгу времен, канувшую во тьму веков после завоевания страны воинами
Чингисхана, не принесшую ее народу процветания.
Последние ряды воинов скрылись среди деревьев, оставив после себя
дорогу, глубоко протоптанную копытами лошадей, саин-хан повернул коня назад
и встретился взглядом с Субудай-багатуром, подбиравшим поводья: – Я еду следом за туменами, – буркнул тот, не дожидаясь вопроса. –
Может быть, нам повезет в этот раз пробить брешь в стенах крепости и поднять
ее защитников на наконечники наших копий.
– Непобедимый, если вам не удастся покорить город, когда все подходы к
нему открылись, то я сам поведу кешиктенов на штурм его стен, – веско сказал
джихангир. – Другого решения взятия Козелеска нам не известно.
Старый воин ничего не сказал, он натянул уздечку и не глядя на
родственников способного своего ученика, не оставлявших его без внимания
из-за того, что последнее слово всегда было за ним, поехал по склону холма
вниз, где его уже ждала тысяча телохранителей, прозванных бешенными. Впереди
покачивался в седле с хвостатым тугом в руках угрюмый кешиктен с двумя
оруженосцами по бокам, за ними стукала копытами по просохшей земле сотня
отборных воинов с нашивками на рукавах, и только после них переваливался из
стороны в сторону сам Субудай-багатур, сутулый и комковатый словно замшелый
придорожный камень, под который не текла вода, но из которого можно было
всегда высечь искру. Джихангир смотрел вслед до тех пор, пока полководец не
спустился со склона и не пересек обширной поляны, окруженной лесом со всех
сторон, затем властно махнул рукой и тронул коня к белому шатру. Оборвался
рев боевых труб, затихла барабанная дробь, шаманы приникли к земле, стремясь
угадать, какая опасность подстерегает полки ордынских воинов во главе с
Непобедимым. Но за их усердием следили только те, кому было велено
докладывать обо всем на свете хозяину судеб, остальные всадники, разукрашенные перьями и разноцветными лентами, разъехались в разные стороны.
Воины, успевшие превратить поляну в степное стойбище, занялись повседневными
делами, кто-то собрался на охоту, другие принялись настраивать оружие, а
кого-то снарядили на поиски главного продукта – зерна. Без него у людей
пучило животы и приключались другие болезни, да и какая была еда без
лепешки, пусть подгоревшей на углях. Но зерна не было нигде, даже в самых
отдаленных урусутских погостах, успевших опустеть до одинокого лая старой
собаки, зато ощетиниться из лесных дебрей десятками острых стрел. Поэтому
всякий ордынец мечтал о возвращении к родным очагам, чтобы отдохнуть от
похода душой и телом, не уставая проклинать урусутов, не желавших сдавать
крепость Козелеск и заставлявших их терпеть кровожадных блох, вшей и другие
неудобства походной жизни...
Ханы Кадан и Бури объявили туменам привал, когда лес стал редеть и
сквозь стволы показались белые стены Козелеска, они договорились встретиться
перед подходом войска к городу, чтобы обсудить дальнейшие совместные
действия полков и выявить слабые места в обороне, осмотрев окрестности с
высоты холма, поросшего вековыми деревьями. Их скакуны направлялись
навстречу друг другу, когда из чащи выбежал в окружении верховых кешиктенов
саврасый жеребец Непобедимого и затрусил к ним неторопливой рысью. Молодые
темники чертыхнулись, взявшись отгонять дыбджитов и мангусов быстрым
шевелением губами и разминанием между пальцами разных амулетов, они
надеялись сами проявить доблесть и военную смекалку, чтобы не делиться потом
славой по овладению городом ни с кем. Но хитрый лис был везде, как не был
нигде и никогда, он появлялся там, куда его направляло внутренне чутье, развитое как у одинокого волка. Впрочем, Непобедимый всегда вел жизнь
волка-отшельника, разница заключалась в том, что он позволял разбойничать на
помеченной им территории собратьям, забирая себе львиную долю добычи, если
охота у них случалась удачной. Вот и сейчас он сделал вид, что собирается
сам обдумывать проблемы по штурму крепости, но кто бы в это поверил, а если
бы поверил, то ощутил в скором времени на себе действие негативных невидимых
сил, стремившихся столкнуть его с дороги, ведущей к вершине. Чингизидам
ничего не оставалось, как пристроиться в хвост отряда телохранителей и
повторять за старым полководцем каждый шаг, который он надумал совершить. А
Субудай тем временем выехал из лесного массива и остановился на вершине
холма, выбранного ханами для уединенной встречи, покашлял в воротник тулупа
со свалявшейся шерстью и хитро посмотрел на них через плечо: – Крепкий алмаз мы видим перед собой, он не уступит многим
барон-таласским, упрятанным в заоблачных высотах, куда не смогли добраться
полки Искендера Двурогого,- ухмыльнулся он снисходительно. – Ни один ювелир