Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
дружинников, сгубил себя Темрюк на той охоте, и других ратников увлек в
самое пекло, никто не оторвался от своры нехристей.
Званок попробовал меч в ножнах на ход, затем подцепил лук, прислоненный
к бревенчатой стене с бойницей посередине, и принялся насаживать стрелу на
тетиву из подколенной жилы, взятой из оленьей туши. Вид у него был
бесстрастным, лишь на высоких скулах танцевали без устали твердые желваки, выдавая истинное его состояние.
– Темрюк,
на подбор, с ними два моих брата и отец с братом супружницы. Все остались
там.., – сотский с шумом соснул воздух сквозь зубы и метнул раскаленный
взгляд на лагерь ордынцев. – Сейчас объявятся, никуда не денутся.
– Тако и есть, – машинально откликнулся Вятка, затем встряхнул
головой. – Надо бы нам разузнать у святых отцов, все ли у них заготовлено, чтобы по случаю укрыться в подземной пещере и покинуть по ней город.
– Перво-наперво надо поквитаться с погаными, чтобы запомнили нас на
века, а потом кто успеет нырнуть в монаший продух, тот и будет жить, –
Званок примерил лук на плечевой размах. – Только я тебе, Вятка, так скажу, какая она будет эта жизнь под каблуком у нехристей, когда они на глазах у
семеюшек станут насиловать матерей, жен али дочек, и кто опосля народится от
такого насилия? Косоглазые да ноздрястые отродьи с задами ниже колен?
Вятка продолжал наблюдать за перемещениями вражеских полков, по щекам
пробегали неясные тени, а молчаливого Званка на этот день будто прорвало: – Сыновей они будут угонять в мунгальский полон, чтобы ихнюю работу
исполняли на карачках, не поднимая головы, а когда вырастут, пошлют на нас
войной. Половцы испокон веков так живут, забирают людей в полон и продают
опосля как скотину, – он зажал стрелу между пальцами и со звоном спустил
одну тетиву. – Тако и незрелые наши девы будут облизывать вонючие брюха
ихних ханов и плодить воинов с кривыми ногами.
Вятка наконец оторвался от суеты ордынцев на равнине и коротко спросил: – Ты подо что свои думы подводишь? Званок пыхнул лицом и в упор уставился тысяцкому в зрачки, губы у него
растянулись в белую нитку:
– А негоже мне жить под мунгалами и работать токмо на них, я вота
Улябихин гонор терплю через то, что она баба и детей мне принесла.
– Вижу, – согласился Вятка. Сотский приставил лук к стене: – Дозволь собрать отряд, и ежели поганые ворвутся в крепость, драться с
ними до конца.
– Ты сам видал, как они умеют драться, – попытался тысяцкий образумить
близкого друга, с которым стоял плечом к плечу со дня обстояния. – Окружат
ордой и постреляют как тех курей.
– В том-то и дело, что
опосля разделаться как с курами.
– А супружница что скажет? – не отставал ратник. – С ней у нас все оговорено, она со мной. Вятка задумчиво огладил бороду и надолго ушел в себя, видимо, его тоже
не раз посещали подобные мысли, знал он и о настроении многих молодых
ратников, не желавших в случае поражения подчиняться орде. Таков был
характер народа, присоединившегося к основанному князьями из Великого
Новгорода государству Русь последним из славянских племен. Но назвать
окончательным присоединение было трудно, если славяне после принятия
христианства киевским князем Владимиром поклонялись отцу небесному, сыну его
Иисусу Христу и святому духу, и осеняли себя крестным знамением, то вятичи
по прежнему признавали триединство богов Перуна, Сварога и Велеса, и
креститься не желали, посещая капища с деревянными и каменными идолами. Это
было одним из отличий народа среди родственных племен, кроме языка, быта и
внешнего вида – вятичи говорили на своем диалекте, носили сапоги и шапки
иного покроя и были высокими и широкими в плечах.
– Я сам думал о том, как бы подольше задержать нехристей, если они
займут крепость, чтобы дать горожанам возможность убежать подалее, – наконец
заговорил тысяцкий, он снова окинул Звягу внимательным взглядом, словно
прикидывая что-то в уме. – Есть в рати охотники, взявшие на себя обет биться
с мунгалами до последнего, сотни три ажник наберется, это почти половина
всех воев при остром мече.
– Вот и славно, – встряхнул плечами сотский. – Смерть на миру за свою
землю всегда была красна.
– Только помирать нам спешить не надо, я тоже решил уходить из города
последним, но домовину на дух не переношу, – ухмыльнулся Вятка по
дружески. – Если дойдет до крайностей, тогда сподобимся отбить натиск
смалявых огаряней, а сами вильнем куницами в монаший продух.
Званок было замялся от такого исхода битвы с ордынцами, он не желал
больше слышать о жизни под ними, но тысяцкий и здесь сказал веское слово: – Ежели ратнику доведется принимать судьбину, то не в кровавой свалке, где человека убивают как скотину, а в чистом поле, когда можно поиграть
силушкой богатырской, да навести на иноземцев страху, чтобы наскакивали они
к нам и оглядывались через каждый конский вымах.
Званок упрямо выгнул шею, не переставая катать по высоким скулам тугие
желваки, метелка льняных волос распушилась из-под шлема на плечо, забранное