Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
жизнь другого человека. Теперь у него возникла мысль о том, что таким
извергам места на земле не должно быть, иначе она превратится в безжизненную
пустыню или в мунгальскую степь, выжженную и вымороженную, оживающую разве
что весной для того, чтобы наплодить новые орды двуногих прузей. Тысяцкий
бросил коня навстречу породистому ордынцу, стремясь подобраться поближе, но
тот заставил скакуна отпрянуть назад, одновременно вытягивая навстречу
ратнику руку с саблей. Лошади под седоками заплясали в дикой пляске, то
сближая их на расстояние удара, то отскакивая друг от друга, чтобы через
мгновение осесть на задние ноги и взлететь над землей в высоком прыжке.
Вятка выдернул из-за пояса вторую саблю, он закрутил перед собой стальной
круг, стремясь улучшить момент, достать противника и срубить его, бывшего
начальником над всей лавой. Тогда можно было бы посеять панику дерзкой
атакой на заносчивых кешиктенов и заставить нехристей отступить хоть на
время, за которое решилась бы судьба ночной охоты. Но мунгалин будто сросся
с лошадью, не переставая совершать на ней прыжки из стороны в сторону, оставаясь неуязвимым для клинка урусута. Вятка почувствовал, что силы у него
стали убывать, в то время как зрелый годами ордынец только распалялся, похваляясь ловкостью владения оружием перед своей гвардией, кружившей вокруг
обоих. Он решил сменить тактику боя, отбив очередной наскок хана, сунул одну
саблю за пояс, выдернув вместо нее засапожный нож, заметил, что поединщик на
эти действия даже ухом не повел, для него важнее оказалось загнать урусута
до упадка сил и на виду у всех отрезать ему голову. Нехристь видимо не знал, что так хорошо владеть ножами, как вятичи, не умел никто, потому что они
привыкли обращаться с ними с берестяных люлек, Вятка выбросил саблю вперед и
устремился в атаку, заставив противника поднять клинок для отражения
нападения, и тут-же из-под рукава у него вырвалась стальная полоска, окрашенная зарею в красный цвет. Она полетела острием под жирный подбородок
врага, не защищенный пластинами драгоценного доспеха, вряд ли бы тот сумел
увернуться, если взять во внимание его тело, укрытое слоями жира как степная
юрта войлоком. Но и тут произошло чудо, заставившее Вятку отступить, неповоротливый мунгалин махнул саблей перед носом и нож зазвенел на землю, изо рта у нехристя вырвалось клокотание, отдаленно похожее на смех. Он
подался вперед и с презрением сплюнул на землю, давая понять, что подобных
ножей перевидал немало, чем подтвердил истину, что все толстые люди обладают
отменной реакцией. Тысяцкий забегал пальцами по ремню и наткнулся на второй
нож, придавленный лишней саблей, еще никто из охотников не выходил за ворота
крепости, не имея при себе двух ножей, один из которых предназначался для
охоты на крупного зверя, а второй для выделки шкуры. Вятке нужно было
закончить поединок как можно быстрее, иначе пышущий здоровьем мунгалин мог
укатать его как отрока, не успевшего отпробовать крови на вкус. Он завернул
коня, как бы показывая, что собирается покинуть поле боя, а когда противник
бросился за ним, рванул на себя уздечку, заставляя лошадь взвиться на дыбы и
став тем самым выше преследователя на целую сажень. Мунгалин не успел
затормозить, избегая прямого столкновения, он отвернул вбок, занося саблю
для удара, но тысяцкий опустил клинок на его голову первым, тем более, что
сверху выбрать выгодное положение стало легче. Шлем слетел с головы
ордынского полководца, обнажив бритый череп и оттопыренные уши, начавшие
заливаться кровью, Вятка бросил коня вперед и полоснул лезвием по толстой
шее, слишком сильным было напряжение, чтобы за один удар освободиться от
него, и слишком наглым показался противник, чтобы оставлять ему хоть малость
на спасение. Мунгалин издал клокочущий звук, словно рассмеялся в последний
раз, упав грудью на высокую стойку седла, завалился на бок и шмякнулся о
землю, зацепившись серебряной шпорой за серебряное стремя. Скакун гнедой
масти с гривой, заплетенной в мелкие косички, нервно переступил копытами и
замер над хозяином, всхрапывая ноздрями и поводя крутыми боками с черными
разводами от пота. Вятка облегченно распрямился, он только теперь заметил, что находится в окружении кешиктенов с вислыми плечами и злыми глазами, пронизывающими его насквозь. Видно было, что они привыкли соблюдать правила
поединка, если не набросились на тысяцкого сразу и не разорвали его в
клочья, но никто не мешал им сделать это в любое мгновение. За их спинами
замелькали руки и плечи ратников, отбивавшихся от насевших на них узкоглазых
воинов из рядовых полков, решивших ускорить развязку, вои все видели, поэтому приняли вызов нехристей с одухотворенными лицами, уверенные в своей
правоте. Вятка поднял саблю в знак победы, затем опустил ее и тронул коня
коленями, принуждая его войти в узкий проход между воинами в добротных
доспехах и в шлемах, украшенных перьями. В руках у них были длинные копья с
разноцветными лентами, привязанными под наконечниками, а груди прикрывали
круглые щиты с острыми коническими выступами посередине. Никто из всадников
не шелохнулся, когда он въехал в узкий проход, едва не цепляясь кольчугой за
их броню, но взгляды всех горели бешенством, готовым вырваться наружу от
одного неосторожного движения. Тысяцкий завернул за их спины и привстал в
стременах, оглядывая открывшееся перед ним поле боя, он понял, что если не