Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
него пальцем.
Из-за спины воинов показался толмач в белой грязной ширинке, повязанной
вокруг головы, и в рваном чапане, он остановил коня чуть поодаль от
военачальника и поднял вверх жидкую бороденку: – Это есть сотник Чакун, он пришел к стенам крепости Козелеск, чтобы
передать ее защитникам важное сообщение, – подтвердил он, и в свою очередь
ткнул рукой в сторону воеводы. – А ты кто такой?
– Я защитник крепости, – ухмыльнулся в бороду Радыня. – Говорите
сообщение, а мы его послушаем.
– Нам нужен коназ, – настаивал толмач. – Больше толковать мы ни с кем
не будем.
– Ух ты, какие мы важные! – шевельнул плечами воевода. – А кто вас сюда
послал?
– Нас послал сюда Гуюк-хан, да будет его имя благословенно в веках. – Не велика птица, а где ваш Батыга? – Джихангир идет своей дорогой. – Вота оно как! – всплеснул руками Радыня. – Ну так и вы идите своей
дорогой, никто вас сюда не звал.
Толмач придвинулся к хозяину и быстро перевел ответ, тартаргакая как
голодный грач, после чего сотник еще больше прищурил раскосые глаза, на
блинообразном лице обозначилась маска презрения. Но он постарался взять себя
в руки и что-то проговорил в ответ, после чего толмач снова занял свое место
и вздернул бороденку:
– Если ты скажешь нам, кто ты есть такой, тогда мы начнем с тобой
переговоры.
– Передай своему сотнику, что меня тоже послал сюда наш князь, и если
он еще раз скривится, то нам с ним толковать будет не о чем, – воевода резко
рубанул воздух ладонью. – Таково мое последнее слово.
Этот жест произвел на сотника – парламентера большее впечатление, нежели перевод толмачем ответа воеводы, он вдруг наклонился вперед и хищно
раздул вывернутые ноздри, оскалив рот с черными зубами. Казалось, еще
мгновение, и сотник схватит круг аркана с острым крюком на конце и бросит
его в противника, или выдернет из саадака лук вместе со стрелами и начнет
посылать их в защитников. Спутники тоже взялись за оружие, меча черными
зрачками громы и молнии на ратников на башне. За спиной воеводы послышалось
ответное шевеление, это дружинники натягивали без лишних распоряжений тетивы
луков, беря на прицел первых и последних мунгальских всадников, чтобы в
случае стрельбы отрезать дорогу назад. Напряжение возрастало, мунгалы
потянули на себя повода, насторожив коней, они начали озираться по сторонам, выбирая безопасные пути отхода. Но вокруг была вода, по которой нескончаемой
чередой плыли огромные льдины, несущие на себе стволы деревьев, зверей, стога сена, а порой истобы, над которыми разве что не вился дым от печек.
Воевода опустил на лицо железную личину и приподнял короткую сулицу с
длинным заточенным наконечником, пробивающим любую броню, намереваясь
поразить сотника. Он тоже готовился отдать приказ дружинникам на уничтожение
посланников Гуюк-хана, оказавшихся обыкновенными разбойниками, захмелевшими
от рек пролитой ими крови. По бокам проездной башни на пряслах и на навершии
ощетинились стрелами защитники, следившие за передвижением отряда врагов с
самого начала. Но сотник Чакун вдруг так-же расслабленно, как пришел в
ярость, осел в седле, широкое лицо изобразило искреннее недоумение, он
повернулся к толмачу и что-то сказал, указывая на башню. Кипчак, исполнявший
эту роль, омыл руками бледное лицо и протолкнул между плотно сжатых губ
визгливый от страха голос:
– Мой господин понял, что ты есть козелеский воевода, потому что на
тебе надет очень богатый доспех, – толмач покатал по худому горлу острый
кадык, стараясь проглотить комок, мешавший ему проталкивать звуки, и
закончил. – Он будет вести с тобой переговоры о сдаче крепости на милость
победителя.
– Вы нас сначала одолейте, а потом поговорим о сдаче. Теперь пришла очередь воеводе грозно нахмурить брови и раздуть ноздри
прямого носа, сулицу он все-же опустил и задрал личину на шеломе с высоким
шишаком. Но сотник словно не видел его и не слышал последних слов, он снова
отдавал распоряжения слуге:
– Мой господин передает вам условия сдачи, – загундосил опять толмач. –
Вы отдадите нам десятую часть от всего, чем обладаете: от продовольствия, от
скота и от другого добра, а так-же десятую часть от мужчин, женщин и детей, чтобы мы могли увести их с собой.
Ратники, стоявшие рядом с воеводой, начали переглядываться, словно
впервые услышали условия сдачи русских городов ордынцам, будто сбеги не
успели выложить им всю подноготную грабительского акта.
– Значит, отдай своего брата или сына, а с ними жену, дочку или сестру, и они угонят их в рабство, – разом заговорили они. – Чтобы они там работали
на них до конца своих дней за кусок мунгальской черствой лепешки.
– А поганые что захотят, то с ними и сделают. – Могут не довести, вон их сколько накладено во рву, будто косой
накосили.
– Они гнали наших братьев и сестер впереди себя, чтобы мы убивали их
своими руками.
– Нехристи поганые, как только земля держит... – Не бывать этому! – Лучше поляжем на могилах пращуров, а поганых все одно порежем ножами. – Таков наш ответ. Радыня, давай нехристю отлуп, не то он первым