Красавица и генералы

Рыбас Святослав Юрьевич

Она заметила, что он говорит необычными словами, и ей стало жаль его, как окончательно покалеченного.

–  Зачем мне казнь? - спросила Нина. - Нет, не хочу... Я сегодня была у Симона. Завтра он приедет ко мне... и ляжет со мной в мою постель... за это он поможет мне получить кредит.

–  Я видел много таких женщин, - сказал Макарий. - Когда на женщин падает трудная задача, они всегда стремятся решить ее своими методами. И ко всему - получить удовольствие... В Галиции одни женщины...

–  Меня не интересуют твои галицийские знакомые! - возразила Нина.

–  Видишь, у меня все слишком тяжелое для твоих ушей, - вымолвил Макарий, никак не откликнувшись

на ее слова о Симоне. - Я рад, что ты приехала. В прошлый раз я... не хотел, чтобы ты видела меня.

–  Я остолбенела: приехала проведать, а ты ушел, - призналась она. - Как будто чужие... Помнишь: "Ночной летун во мгле ненастной к земле..." - Про динамит она не сказала, замолчала.

–  Во мгле ненастной, - повторил за ней Макарий. - Так оно и есть. Она теперь вокруг нас.

–  Что мне делать?

–  В Галиции женщины в конце концов получали то, чего хотели. А что потом, я не знаю... Но праведные весталки ничего не получали.

–  Да, я не весталка! - сказала Нина с вызовом. - Я не могу сидеть сложа руки, пока не разорюсь. Не забывай, на мне сын и старики...

–  У того солдата была жена и ребенок, - вспомнил Макарий. - Его расстреляли за грабеж местного населения... Ему не повезло. Многие грабили, но для примерного наказания выбрали одного.

–  Кроме Симона, мне никто не поможет, - вымолвила Нина. - Ехать в Харьков? Я там никого не знаю... Ну скажи, может, поехать в Харьков за государственным кредитом? Новые чиновники помогут?

–  Сколько тебе нужно?

–  Самое малое, сто тысяч, Макарушка, - приниженно ответила она.

–  У нас нет таких денег, - вздохнул он. - Даже если продать хутор...

Она поняла, что он думает, как ее спасти, и ей стало жалко себя.

–  Я у тебя не прошу, - сказала Нина. - Я думала, ты подскажешь... Но что ты можешь? Он улыбался скорбной улыбкой. Ей захотелось осадить его, чтобы он не смел осуждать ее. У нее промелькнуло, что он виноват перед ней, что вернулся слепым и что еще раньше позволил Григорову взять ее замуж. А теперь - что? Твердить о галицийских девках и грабителях, чтобы предостеречь от нехороших поступков?

4

– Эх, господин Симон, что делала бы бедная шахтопромышленница без вашей дружеской помощи? Вы - это не холодно-тягучий Каминка, а джентльмен и практический человек.

–  Ты - несравненная богиня, - сказал Симон Нине, когда, добившись своего, медленно ласкал ее.

Таких слов она еще не слышала. Прежде они показались бы ей невообразимой пошлостью, взятой напрокат из дешевых сатириконов, но сейчас она хотела этой слащавой игривости.

–  А кто ты? - спросила она.

–  Кто же я? - спросил он.

–  Сатир, - сказала она. - Рыжий сатир с черными бровями. Буржуй. Сладострастник. Я стою ста тысяч?

–  Ты - богиня, - повторил он и провел рукой по ее коже.

Потом, после чая и варшавских заварных пирожных, они договорились о завтрашней встрече. Симон шутливо почесал затылок, изобразив по-мужицки удивление всем случившимся.

–  Что? - спросила Нина. - О чем вы сейчас подумали? Он развел руками, улыбнулся.

–  Смотрите! - она погрозила пальцем. - Если мы завтра не оформим кредита, я подамся в разбойники.

Она хотела сказать, что тогда застрелит его, но постеснялась выглядеть смешной.

Она не испытывала неприятного, чего опасалась накануне. И Симон не казался противными Наоборот, все трудности были позади, о них не следовало вспоминать, мучить себя нелепой верностью, за которую никто не даст рубля.

* * *

Симон

не выполнил ее просьбы. С утра директора Екатериновского общества вызвали на митинг рабочие Рыковского рудника и потребовали уплатить двадцать процентов надбавки из прибылей прошлого года. Он не согласился, объяснял несвоевременность требования и, не обнаруживая ни страха, ни растерянности, рисовал картины полного развала, если рудник перестанет давать доход и его придется закрыть. Ему удалось убедить большую часть шахтеров, обратившись к их благоразумию и чувству самосохранения. Однако вполне добиться своего не удалось. Незнакомый человек предложил арестовать директора и не выпускать, пока не даст согласия на прибавку. У него было непропорциональное злое лицо, на все слова Симона он презрительно двигал подбородком. И это явно глупое предложение арестовать директора было подхвачено другими, раздались угрозы, появился совсем иной мстительный интерес. Напрасно Симон взывал к справедливости. Возмущелных и озлобленных становилось больше. Надо было предпринять что-то решительное, чтобы остановить взрыв. Он вспомнил, что уже поплатились за горячность два управляющих, и не подал виду, что жаждет прибегнуть к доводам лежавшего в кармане бельгийского браунинга. Впрочем, и более спокойные доводы не помогли Симону. Какое там понять, что они рубят сук, на котором сидят! Для них было важнее сбросить директора. Симон не сдавался до тех пор, пока его не схватили за плечи несколько цепких рук. Тогда он потребовал, чтобы в протокол митинга записали, что он уступает грубой силе. Ему стало очевидным, что он не сможет помочь Нине. "Не вышло, богиня, - мысленно обратился к ней Симон. - Революция, черт побери, не желает вам помогать".

Неожиданно он почувствовал, что готов засмеяться. Они освободили его от ее ловушки!

Вернувшись в управление, Симон протелефонировал Нине, сообщив о неприятном инциденте, после чего занялся работой с бухгалтерскими книгами. "Почему подлец? - спрашивал он себя. - Врете, богиня. Не подлец. Просто смутное время".

5

Топливный кризис переходил в другие кризисы - железнодорожный, металлоделательный, мануфактурный, продовольственный.

Отечество шло к гибели. Фронт едва держался. Что означали на этом фоне приближающийся крах григоровской шахты и страдания Нины?

Она кинулась к Симону. Илья гнал лошадей, ветер рвал шляпу.

Она вошла к Симону, села и спросила:

–  Как прикажешь с вами поступить? Мы договорились на сегодня? постучала по столу кнутовищем.

–  Ниночка, мне уже грозили, - сказал Симон. - Так получилось. Я не в силах разорваться.

–  Мне плевать! Давайте хоть вашу тантьему или выписывайте делькредере, но чтоб деньги у меня были!

Нина была взвинчена, едва владела собой и не понимала, что требуемое ею неосуществимо. Ни тантьемы, процента от прибылей, который выплачивался Екатериновским обществом своему директору, ни ручательства с имущественной ответственностью она не могла добиться от Симона.

Он со спокойной усмешкой рассказал ей о сумасшедшем митинге на Рыковском руднике и просил подождать, пока он что-нибудь не придумает.

–  Может, дать телеграмму в Харьков? - предложил Симон. - У нас солидные связи... Ваша беда, что вы аутсайдер, и никакое общество не считает вас своей. Но мы...

–  К черту ваш Харьков! - Нина встала и ткнула кнутовищем прямо перед Симоном. - Я сказала: сегодня! Слышите?

–  Нина, я, честное слово, вам помогу.

–  Сегодня! - прикрикнула она.