Красная ниточка
Шрифт:
Через луг шла тёмная полоса примятой травы. Алёша пошёл по следу. Курбат потоптался на месте, пришлёпнул на щеке комара. Охотничий пыл у него уже давно пропал, он с удовольствием бы выполнил бабушкин наказ — не ходить дальше бани. Ему не терпелось поскорее вернуться и рассказать о появлении Трёхпалого. Но всё же он пересилил страх и побежал.
Алёша стоял возле скалы. Урез, поскуливая, смотрел то вверх, то на своего хозяина.
— Удрал! — с облегчением воскликнул Курбат, усаживаясь на замшелую валежину. — Ну, твоё счастье, Трёхпалый! Погоди, брат, доберусь я до тебя!
— Совсем недавно был, смотри, бурундучью нору раскопал.
— Это он мастер, — сказал повеселевший Курбат. — Ну-ка, посмотрим, может, орехов нам оставил. — Он заглянул в яму. — Нет, все сожрал. Ну погоди! — Подняв ружьё, он выстрелил два раза в воздух.
— Зачем ты? — спросил Алёша, когда смолкло эхо.
— Для острастки. Пусть знает наших!
С горы, ломая кусты и молодые деревья, что-то скатилось.
— Видал? — прошептал Курбат. — Это он. Пошли домой, а то он всю сопку раскатает по камушку.
— Может, это просто глыба скатилась?
— Миллион лет лежала, не скатывалась, а тут скатилась? Как же! Он за нами из стланика подглядывал. Когда я бабахнул, ну Трёхпалый и пустил камушек,
— Надо было нам за ним подняться, — сказал Алёша. — Урез бы его нашёл и не дал бы ему ходу.
— Надо бы, да жалко — вечереет. Ночью какая охота. Лучше идём пока, а завтра нагрянем на непуганого.
Этот гигантский бурый медведь почти каждый год внезапно наведывался в Тёплую падь. Никогда не нападал ни па людей, ни на скот жил неделю-другую, питаясь кореньями, черемшой, ягодами да рыбой, выброшенной Байкалом на берег. Затем уходил в свои дальние владения.
Курбат с Алёшей вернулись в посёлок уже после захода солнца.
— Эх, и погода будет завтра! — сказал Курбат. — Смотри, на небе одно золото, красноты совсем нету.
— И гуси тоже золотые! — заметил Алёша.
Полюбовавшись закатом, они пожали друг другу руки и разошлись по домам.
УТРО В ТЕПЛЫХ КЛЮЧАХ
Алеша спал на сеновале, завернувшись с головой в дедушкину оленью доху. Ему снилось, будто они вдвоём с Курбатом пойма ли Трёхпалого, посадили в клетку. Но Трёхпалый разломал клетку. Толстенные жерди разлетелись, как соломинки. Ребята побежали в лес.
«Стреляй, разиня!» — закричал Курбат.
Алёша выстрелил в медведя и полетел в пропасть…
На дне пропасти было мягко, тепло, пахло сеном, где-то кудахтали куры. Загавкал Урез. Алёша понял, что проснулся. Он вспомнил, как вчера вечером, когда вернулся домой, дедушка уже спал, а мать сказала:
— Пеструха-то не вернулась. Всех коров Трёхпалый пригнал, а её нет…
Алёша вскочил и быстро оделся. Он открыл двери и зажмурился от яркого света. Роса сверкала на лугу у ручья; там паслись гуси. Кедры, пихты, берёзы застыли на склоне сопки, будто отдыхали перед крутым подъёмом.
Алёша глядел на родной посёлок — всего десяток домов по склонам пади. Внизу млел на солнце голубой Байкал. Алёша любил смотреть на море, такое знакомое и в то же время всегда разное. Сегодня Байкал лежал тихий и ласковый. На его ровной глянцевитой поверхности переливались темные пятна света и теней. К синим горам по воде бежала сверкающая дорожка. Там над белыми воздушными замками из снежно-белых облаков сняло солнце.
Алёша спустился по лестнице на землю. Здесь его ждал Урез. Мальчик потрепал его по шее. Урез чуть слышно поскулил и улыбнулся, показав свои великолепные зубы, которыми он без труда разгрызал кости любой толщины.
— Проспал я. Пойдём купаться, что ли?
Стоял июль, но от воды тянуло холодом. Урез напился с берега и выжидательно посмотрел па Алёшу: неужто его хозяин будет купаться в такой холодине?
Алеша не спеша разделся, отошёл от воды, разбежался и с криком бросился в Байкал. Его обожгла ледяная вода, перехватило дыхание. Урез с лаем забегал по берегу.
После купания особенно вкусной показалась жареная рыба на завтрак. На подоконнике сидел рыжий кот Агапка. Он прихорашивался, делая вид, что не замечает Уреза, своего старого врага. Шерсть на загривке Уреза вздыбилась, он зарычал. Кот повернулся к нему спиной. Урез лёг на землю и, прикрыв веки, не сводил глаз с подоконника в надежде, что Агапка сорвётся на землю.
— А дедушка где? — спросил Алёша у матери.
— Ушёл Пеструху искать.
— Не мог разбудить, что ли?
— Думал, к завтраку пригонит. Как бы медведь не задрал её. Старик Черняков говорил, медведей нынче много появилось.
— Как бы Санька сам кого не задрал…
Зинаида Ивановна строго сказала:
— Не возводи напраслину на человека. Хотя он и непутёвый, но в этом не был замечен. И не глотай, как Урез. Куда спешишь?
— Как — куда? За дедушкой.
— Не бойся, не заблудится.
— Так он ведь слышит плохо, а ты его отпустила одного, без собаки. Вдруг на медведицу напорется?
— Не дай бог!
— Вот видишь, а мне дома сидеть. Пускай, значит, дедушку медведи съедают?
Мать ушла на кухню. Алёша доел рыбу, выпил кружку чая и вылез из-за стола.
— Мам, я пошёл!
— Погоди-ка! На вот тебе. — Мать протянула узелок. — Если допоздна задержитесь, лучше уж с дедушкой в зимовье переночуйте.
Алёша взял ружьё и, размахивая узелком, вылетел из калитки. Такой доброты от матери он никак не ожидал. Как бы ещё не передумала!
— Не ходи по Синему ключу! — вдогонку крикнула мать.
— Не маленький! — ответил Алёша и не спеша пошёл по дороге в гору.
Навстречу катился Тёплый ключ. В нём даже зимой в самые сильные морозы не застывала вода. Посёлок, называемый Тёплым ключом, казался покинутым. Все мужчины ушли в море, а женщины работали на берегу в засольных сараях, в коптильне. Иногда в окнах мелькали пёстрые платья. Слышались удары топора — это кто-нибудь из стариков рубил дрова или затёсывал кол для изгороди.