Красная волчица
Шрифт:
Димка прислушался. Тихо позванивал родник. Через снежный покров к ручейку свисал коричневатый куст папоротника. Его ветки с резными; продолговатыми листочками осторожно дотрагивались до синеватой вздрагивающей воды.
Димка принес полные ведра воды и поставил их у костра.
— Что долго ходил? — спросил Андрейка.
— Родничок слушал. Не то он смеется, не то плачет. И голос у него девичий.
Андрейка с Вадимом переглянулись.
— С тобой все ясно, — махнул рукой Андрейка, налил в котелок воды и повесил на таганок.
Ятока с Ларисой отогревали у костра стылый хлеб. Лариса подняла взгляд на Димку, потом перевела на колок.
— Может, здесь место колдовское?
— Пошто худое место будет? — заметила Ятока. — В каждом роднике небесные девушки живут. Их голоса Димка и слышал.
— Какие это небесные девушки? — удивилась Лариса.
Насторожились и Андрейка с Вадимом. Димка, подкладывая под котелок сучки, еле заметно улыбался. Он эту легенду еще в детстве слышал от матери.
— Однако, давно это было, — сказала Ятока. — В горы худой год пришел. За все лето ни капли дождя не упало. Высохли родники, высохли озера. Звери из тайги ушли. Птицы улетели. Даже травы завяли. В чумы к охотникам голод пришел. За голодом болезни пришли. Беда. Пропадали люди. Однако, лотом над гора ми появились белые птицы. Люди таких красивых птиц первый раз видели. Они походили на чаек и лебедей. Птицы опускались на землю и превращались в девушек. А там, где они ступали на землю, появлялись родники. Ожила тайга. Вернулись звери. Ожили люди. Это бог Тангара послал своих юных дочерей на помощь охотникам. С тех пор и живут они в горных ключах, поддерживают огонь в зимовьях, помогают размножаться зверям, посылают удачу охотникам.
— А охотники видят их? — спросила Лариса.
Ятока усмехнулась, плутовато посмотрела на нее.
— У кого глаза есть, тот все видит. Однако, чаевать пора.
С делами управились только к вечеру. Над бором висела густая темень. Между деревьями виднелся холодный клочок неба, на нем, вздрагивая, ярко горели крупные звезды. После ужина Димка вышел из зимовья. Он не торопясь шел среди молчаливых деревьев, остановился у кедра. Из глубины колка доносился еле уловимый перезвон ключа. А Димке казалось, что это шепчет Люба: «До весны, Дима».
Глава III
Наутро Димка, спустившись с борка, вышел на марь. На ней от хребта до хребта редкими засохшими листочками щетинился темно-серый ерник. Попадались и ели-заморыши, на вершинах которых топорщились чахлые ветки, опутанные бородатыми лишайниками. Кое-где чернели обгорелые пни. И только посреди мари росли три разлапистые темно-синие пихты. Димка дотронулся до молочно-дымчатого гладкого ствола. Он прокладывал первый след по своей охотничьей тропе. Как к нему отнесется тайга? Примет как друга или же на горных кручах вымотает силы, в недобрый час обделит фартом, у ночных костров обласкает простудой и навсегда закажет путь к далеким зимовьям. Димка поднимался к перевалу. Солнце высинело небо над горами, а в низинах все еще лежал дряблый сумрак. Димка настороженно прислушивался к лесным звукам. Где-то в глухих урочищах скрывается Красная Волчица. Сна в любую минуту может появиться перед охотником. А встреча с шатуном-медведем в тайге — дело обычное. И у Димки на душе было тревожно и жутко.
Но вот склоны гор осветило солнце. Впереди залаяли Ушмун с Чилимом. Их голоса, вспугнув тишину, гулко покатились по звонкому лесу. Ушмун лаял с глуховатой натугой, а Чилим — с задором, его голос был чистым, громким. Димка повеселел: он не один, в случае беды, есть на кого положиться.
Димка подошел к собакам. На небольшой листвянке сидела белка. Димка поднял ружье. Выстрел рванул морозный воздух. Белка на секунду замерла и упала в снег. Ушмун с пренебрежением отвернулся от нее. Чилим же подскочил к белке, с интересом смотрел на нее. Димка похлопал по шее Чилима, привязал белку к поняге и пошел дальше. Чем выше поднимался он, тем темнее становился лес. И вскоре оказался он в кедровнике, среди которого рос и пихтач.
Солнце было уже высоко, когда Димка добрался до вершины гривы. На поняге у него было десять белок. Димка остановился. Отсюда хорошо просматривался весь лес. На Тихом хребте охотилась мать, на Горбатом — Андрейка. Вадим рано уехал проводить Ларису до Каменных Ворот. Завтра он будет белочить на Скалистом. Так, по жеребьевке, распределились охотничьи угодья.
Седой Буркал. От зимовья видна только его блестящая лысина, а отсюда, с Семигривого хребта, он был виден весь. От подножья до самой крутизны пышно вскипал курчавыми бурунами сосновый лес. У верхнего уступа зиял пролом, на краю которого возвышался утес. За ним по каменистому склону, изрезанному впадинами, карабкались приземистые невысокие лиственницы. А возле ледников темно-зелеными островками рос кедровый стланик. Над вершиной гольца неподвижно висело жидкое туманное облако. От Серого Буркала даже издали веяло силой и холодом.
— Вот ты какой, — с уважением к гольцу проговорил Димка.
Вихрем промчались Ушмун с Чилимом. Димка свистнул. Они даже не глянули в его сторону. «Кого-то по следу гонят». Димка подошел к тому месту, где пробежали собаки. На снегу был след, похожий на след горностая, только крупней. «Видно, колонка подхватили.».
Собаки залаяли за распадком, но лаяли они совсем не так, как на белку. Ушмун лаял со злостью, начинал с ворчанья, а уж потом лаял глухо. В чистом голосе Чилима тоже чувствовалась злая, грубоватая нотка. «Не на зверя ли наткнулись?»— с тревогой подумал Димка. На всякий случай он зарядил ружье пулей и пошел к собакам.
Врожденное чутье таежника подсказало Димке, что надо идти осторожно. Тайга… А в ней всякое бывает. Собаки лаяли на невысокий кедр. Димка поднял голову: у обломанной вершинки на сучке виднелся черный ком. Ком этот крутнулся, и острая мордочка с широкими ушками повернулась к Димке. «Хорек… Почему же черный?..» — раздумывал Димка. И вдруг мелькнула мысль: «Соболь».
Четыре года назад Василий завез к Седому Буркалу пять пар баргузинского соболя. Димка тогда просился в тайгу, но отец не взял его: мал еще был. Однако Димка хорошо запомнил юрких зверьков в небольших ящичках. Соболь в этих местах прижился, размножился. Но, несмотря на это, на соболя был наложен строгий запрет. Даже в тяжелое военное время страна думала о будущем.
Димка подошел к дереву. Соболь с сучка перебрался на обломленную вершинку и оттуда сердито заурчал на охотника.
— Забияка, — улыбнулся Димка.
Собаки залаяли с еще большим азартом. Чилим прыгал на дерево, грыз кору. Димка поймал собак на поводок, они рвались к дереву.
— Перестаньте! Вот когда разрешат охоту на соболей, тогда мы с вами отведем душу.
Но Ушмун с Чилимом не хотели ждать разрешения. Ведь они нашли зверька, да еще какого — соболя! Димка с трудом отвел собак шагов на двадцать. Соболь, почувствовав, что опасность миновала, скользнул вниз по дереву, юркнул черной молнией между стволами деревьев и исчез. Собаки рванулись за ним, но Димка удержал:
— Не дурите. Зря время потеряем.
И только когда они совсем успокоились, отпустил их. Ну, а эта грива, где он впервые увидел соболя, стала называться Соболиной. К концу охоты каждая грива будет иметь название: Нелюдимая, Глухариная, Заячье Ухо, Серебряная, Девичья Коса, Олений перевал.
День был уже на исходе, когда Димка спохватился, что надо идти к зимовью.
— Ничего, — успокаивал он сам себя. — Спущусь в распадок и по нему доберусь.
В распадке его догнали сумерки. На закрайке мари он наткнулся на звериную тропу и пошел по ней. Над падью на темно-синем небе загорелась звезда. «А вдруг я не туда иду?у» — подумал Димка. И душу его окатил холодный озноб. Димка окликнул собак, которые трусили впереди него, и прибавил шагу. Ему стало жарко. Он расстегнул телогрейку.