Красная волчица
Шрифт:
Димка с Ленкой молча стояли у костра. Улетали лебеди, на крыльях своих они уносили их детство, уносили их судьбу, но только на разных крыльях. И Димка с Ленкой еще не знали, что их костер, не успев обогреть, погаснет.
Прощайте, лебеди.
Лебеди серебряной цепочкой блеснули над золотыми куполами гор и исчезли. А Димка все еще стоял, задумавшись. Кто знает, может, где-нибудь на почтовом полустанке на этих белых птиц смотрит сейчас Люба и не знает, что их только что проводил Димка.
Часть вторая
Глава I
Горы, обласканные еле заметной голубоватой дымкой, стоят, точно высеченные из желто-оранжевой меди, а над ними покоится теплое солнце. Прогретый воздух — густой и неподвижный. Листья берез и осин бесшумно обрываются под собственной тяжестью и, кружась, так же бесшумно падают на землю, пахнущую грибами и ягодным соком, Рубиновым бисером рассыпана брусника по борам. Далеко слышится неторопливый говорок малых родников.
Бабы смотрят на горы, и не верится им, что где-то далеко полыхает война, что надолго ушли их мужья, а некоторые навсегда. Надо парней собирать на охоту, а они все оттягивают, может, все-таки вернутся мужики. Ждут их не только жены, но и тайга: вон как она принарядилась.
Но погода вдруг сломалась. Рано утром с севера наползли набухшие холодной синевой тучи. Заметался по долинам рек и распадкам свирепый обжигающий ветер. Весь день и всю ночь бушевала непогода. Под ударами ветра стонали деревья. И уже сурово смотрели хмурые посеревшие горы. Так же сурово смотрели плакаты со стен сельского Совета и клуба: «Все для фронта — все для победы!», «Охотник, помни: каждая белка — это десять пуль по врагу», «Товарищи! Чем больше дадим пушнины Родине, тем быстрее разгромим врага».
Валентина Петровна собрала баб и подростков в сельский Совет.
— Давайте, бабы, снаряжать в лес парней. Вот война кончится, и не надо будет сыновьям брать в руки ружья. А пока вести с фронта тягостные: фашисты рвутся к Москве. В сельский Совет из райкома партии пришла директива: пушнина — это золото, и ее добычу считать военным заданием. Все, кто может носить оружие, должны быть в тайге. Надо сделать все, чтобы план не только выполнить, но и перевыполнить.
— Давайте, бабы, снаряжайте в лес парней, — устало повторила Валентина Петровна.
Женщины сели шить одежду, чинить белье, а парни пошли в кузницу к Серафиму Антоновичу. Тот ковал ножи, оттягивал лезвия у топоров, вытачивал к ружьям бойки, делал пружины, чинил ложи и затворы. Принес к нему свое ружье тридцать второго калибра и Димка. Серафим Антонович осмотрел ружье.
— Добрая штука. Вот мушку надо припаять. А затвор за рукоятку привяжи к спусковой скобе. Полезешь по чаше, веткой нажмет на спусковой крючок и — выкатился затвор.
— Серафим Антонович, оно кое-когда осечку стало давать.
— Это дело поправимое. Оттянем немного боек и — все. Завтра утром приходи. Патронов с собой штук пяток прихвати. В одних пистоны забей как следует, а у других чуть-чуть.
— Хорошо.
— А мать с каким ружьем охотиться будет?
— Ей отец тозовку оставил.
— Тоже пусть принесет, я посмотрю.
Димка шел к дому, а сам прикидывал, что еще потребуется ему и матери для охоты. Невзначай глянул на Матвееву гору: из леса показались два всадника и на рысях поехали к почтовому отделению. Она! От тревожной радости у Димки зашлось сердце.
У почтового отделения лошади были уже развьючены. На крыльце в ожидании, когда разберут почту, стояло несколько женщин. Андрейка в поводу держал лошадей.
— Здоро'во, — подошел к нему Димка.
— Здоро'во, — Андрейка поежился. — Морозила. До костей проняло.
— Белку дорогой видел?
— Лаяли собаки. Будет белка.
С крыльца сбежала Люба, подошла к парням, протянула Димке руку и улыбнулась как старому знакомому.
— Здравствуй, Дима.
— Здравствуй, — сдержанно ответил Димка.
— Ты меня дальше повезешь?
— Нет, Яшка Ушкан.
— А ты что, не умеешь ездить? — Люба лукаво посмотрела на Димку.
— Не доверяют. Боится, что потеряю тебя где-нибудь дорогой.
— Отчаянный парень.
— Бедовый.
— Еще и хвастунишка. Письмо тебе от отца есть.
— Вот за это спасибо.
Димка с Любой пошли в дом. У нее вдруг потускнело обветренное лицо и походка стала вялой, неуверенной.
— Устала? — сочувственно спросил Димка.
— Вторую неделю не схожу с седла. Да и простыла немного. Доберусь до дому, упаду в постель и буду спать несколько суток.
— Зачем же пошла на такую работу?
— А кто же на нее пойдет? Мужчины-то в армии. Ты в тайгу уходишь?
— Собираюсь.
— Значит, до весны не увидимся? Удачи тебе.
— Спасибо. Приезжай.
Люба вздохнула.
— Приеду, Дима. — Она подала Димке руку. — До весны, Дима.
— Белых дорог тебе, Люба.
— Спасибо.
Димка торопливо шел домой. В его кармане лежало письмо от отца. Как он там? А перед глазами Люба. В ладони он все еще ощущал тепло ее руки, в душе звучали слова: «До весны, Дима». И Димку невольно охватила безотчетная грусть. Он замедлил шаг и оглянулся. У почтового отделения никого не было. Димке до боли в сердце захотелось еще раз увидеть Любу. Но он пересилил себя.
Дома его ждали Ятока, Семеновна и тетя Глаша. Он прошел в передний угол, развернул треугольник, сел на сундук и стал читать вслух:
«Дорогие мои мама, Ятока и Дима, здравствуйте. Пишу накоротке. Через час еду на фронт. Наконец-то дождались. Едем бить фашистов. В моей роте, в основном, таежный народ, люди надежные, эти сумеют постоять за Родину. Передайте всем односельчанам, что мы отомстим врагу за сожженные города и села, за слезы жен и матерей.
Сема служит в моей роте. От него привет.