Красная волчица
Шрифт:
— Бог с ними. На век все равно нс запасутся — Семеновна потерла поясницу.
— Пойдем почаюем. У меня самовар еще горячий.
Пошли они в куть. Семеновна налила чай в чашки.
— Тебе с молоком?
— Немножко плесни.
Семеновна отпила глоток.
— Как-то там наши Вася с Ганей?
— Не говори. Холода наступают.
— Давай свяжем им носки. У меня шерсть есть. Рукавицы сошьем и все пошлем, — предложила Семеновна.
— А примут? — засомневалась тетя Глаша.
— Пошто не примут? Ты приходи вечерком.
— Приду.
— И бабам всем сказать надо. Пусть своим
— У меня шаль есть. Ганя прислал. Я ее распущу. Несколько пар носков выйдет. Надо посмотреть, и на рукавицы шкурки найдутся.
Глава II
Километрах в десяти от села охотничий обоз поднялся на Брусничный перевал.
— Однако, перекур делать надо. Пусть кони немного отдохнут, — распорядилась Ятока.
Димка положил на воз ружье, отпустил с поводков собак и подошел к парням. Андрейка с Вадимом стояли возле корявой, избитой ветрами лиственницы. Отсюда было видно далеко вокруг. Тайга не была сейчас такой глухой, как летом. Крутые увалы присыпал снег, и они белыми лоскутами блестели на солнце. В сиверах лиственный лес оголился, казался редким и издали походил на мертвый сухостой. Расширились маристые пади. Только сосновые боры кутались в густую зелень да темнели загривки кедровых хребтов. От Брусничного перевала до угасающей синевы горизонта дыбились горы. В этом, казалось бы, беспорядочном нагромождении была удивительно строгая красота. Среди хребтов высился голец.
К парням подошла Ятока.
— Седой Буркал, — кивнула она на хребет и закурила трубку. Курить она стада в день, когда проводила Василия на фронт. — Под хребтом ключ есть, Орешный, У этого Ключа зимовье. В нем жить будем.
— Отсюда далеко до Седого Буркала? — спросил Димка.
— Однако, никто не мерил. Думаю, километров семьдесят будет. Ходко пойдем, завтра к обеду доберемся.
Невдалеке на дерево села кедровка и звонко закаркала. Вадим схватил ружье, но, прежде чем выстрелить, оглянулся на Ятоку. Ятока осуждающе покачала головой:
— Зачем зря заряд портить? Зачем зря птицу губить?
Вадим опустил ружье.
— И когда ты, Вадим, повзрослеешь? — упрекнула брата Лариса.
— Ничего, — успокоила ее Ятока. — В тайгу идут. Она жить научит. Однако, трогаться будем.
Спустились с Брусничного перевала. Дорога пошла косогором вдоль маристой речки. Ятока с Ларисой шли, чуть приотстав от обоза.
— Сергей-то пишет тебе письма? — спросила Ятока.
— Уже два прислал.
— Мне Дуся говорила, он где-то на границе служит.
— В Забайкалье, на реке Аргуни. В том месте, где лес и степь расходятся.
— По Аргуни мой Вася плавал. Шибко богатая река: рыбы много, птицы, зверя всякого.
— Сережа пишет, в степь ездил по солдатским делам. За несколько дней ни одного кустика ке видел. Я все дивлюсь: отчего такая несчастная земля, без леса? И как там люди живут? Девкам без людских глаз и с парнем не постоять.
Ятока, глянув на Ларису, улыбнулась: у каждого слоя забота.
— Друга Сережа встретил, Бадму Ренчинова, — продолжала Лариса. Из местных он, бурят. Бедовый. Тоже охотник. В лес вместе ездили. Заставу мясом снабжают.
— Без друзей никак нельзя: у одинокой птицы полет короткий.
Дорога переползла через мшистую кочковатую март», заросшую мелким ерником, и круто повернула в тесную долину. Место здесь было дикое, неприветливое. С одной стороны к дороге подступал угрюмый темный ельник, с другой — нависали серые, избитые грозовыми бурями скалы, на выступах которых белел снег. Стук копыт о мерзлую землю и скрип дровней гулко отдавались в вышине и, подхваченные эхом, усиливались, многоголосо катились по пади.
Смутное чувство тревоги невольно закралось в Димкину душу. Одной глыбе было достаточно скатиться с каменистой стены, чтобы от небольшого охотничьего обоза не осталось и следа. И Димка впервые в жизни почувствовал свою беспомощность перед грозной силой природы. И от полудетской радости, с которой он отправился в тайгу, не осталось и следа.
Обоз медленно и долго уходил от этого нелюдимого места.
Ночевали на берегу небольшой речки, а на другой день, в полдень, были уже у Орешного ключа. Черное зимовейко, крытое драньем, с квадратным подслеповатым окном, похожим на тесный звериный лаз, пряталось в порослях у подножия соснового бора. Димка огляделся. На юге, за падью, возвышался Семигривый хребет. На севере, за голубой дымкой, виднелась белая шапка Седого Буркала. К нему уходили три хребта: Скалистый, Горбатый и Тихий. Шагах в ста от зимовейки темнел кедровый колок.
— Однако, с приездом вас, мужики, — прервала молчание Ятока.
— Спасибо, Ятока, — оживились парни.
Димка открыл дверь и заглянул в зимовейко. На него пахнуло гнилью и застойной гарью. Слева у дверей стояла печка. Справа вдоль стены тянулись нары, на которых смогли бы уместиться человек пять. Прямо к оконцу жался скособочившийся стол.
— Что там? — спросила Ятока.
— Печка сверху проржавела. Стол и нары надо чинить.
— Жить долго здесь будем. Все наладить хорошо надо. Однако, вначале почаюем.
Андрейка стал разводить костер, Вадим — приводить в порядок лабаз. Ятока с Ларисой занялись приготовлением обеда. Димка отвязал от воза два ведра.
— Мама, а где воду брать?
— В колке ключ есть. Маленький котелок унеси туда. Им черпать будем.
Собаки по-хозяйски ходили возле зимовья, выбирали тесте для лежанок, издали ворчали друг на друга. Ятока покрикивала на них:
— Што ругаетесь? Вон, сколь земли. А вам все места мало.
Под ногами Димки мягко уминался еще не перемерзший пушистый снег. Среди колка возвышался небольшой взгорок. На его склоне серел каменный столб, будто кем-то выложенный из толстых плит с побитыми кромками. Сверху они были придавлены серой овальной глыбой. На ней, точно взобравшись ради озорства, стоял молодой приземистый кедр и с лихой удалью посматривал по сторонам. Каменный столб в основании подпирали два валуна. Между ними, бугрясь, вскипал родник и проливался в ложбину, густо заросшую с боков рябинолистником и папоротником. А вокруг теснились могучие кедры. Они бережно хранили от летних знойных лучей солнца и от лихих ветров этот крохотный лесной ключик, который многие столетия питал их горной прохладной влагой.