Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем
Шрифт:
Были и другие космонавты, близкие по возрасту к Колесникову. Морской лётчик Павел Беляев в 1945 году принимал участие в разгроме Японии. Был старшим в отряде космонавтов по возрасту, званию и должности, единственным, кого коллеги называли по имени-отчеству. В космос полетел на сороковом году.
Фронтовиком был ещё один будущий космонавт – Константин Феоктистов, шестнадцатилетним при эвакуации из Воронежа пошедший воевать. Служил разведчиком, в августе 1942 года был схвачен в тылу врага немецким патрулём и расстрелян – выжил чудом. Феоктистов – первый инженер и первый гражданский человек в космосе, единственный из космонавтов не состоял в КПСС.
Гагарин, имевший свою историю взаимоотношений с оккупантами (в доме его родителей останавливались немцы; факт пребывания на оккупированной территории, как видим, не помешал совершить вертикальную карьеру ни ему, ни последнему советскому руководителю Михаилу Горбачёву), был одиннадцатью годами младше Колесникова.
Зато первый американский астронавт, морской лётчик Алан Шепард, совершивший 5 мая 1961 года, меньше чем через месяц после Гагарина, первый суборбитальный (то есть без выхода на орбиту, не совсем полноценный) 15-минутный космический полёт, был ровесником Льва Колесникова. В 1971 году сорокасемилетний Шепард в качестве командира «Аполлона-14» провёл третью успешную экспедицию на Луну.
Мечтать не запретишь, но нелетающий лётчик Колесников, конечно, понимал, что никакого космоса ему не видать. Более того, не светил он даже некоторым из входивших в первый отряд космонавтов. Наиболее показателен здесь случай Григория Нелюбова.
Солонка
Григорий Григорьевич Нелюбов родился в Крыму. Окончил Ейское училище, служил в морской авиации Черноморского флота. Командир звена, старший лейтенант, с 1960 года – в отряде космонавтов. Хороший спортсмен, выраженный лидер. По результатам строжайшего отбора вошёл в шестёрку, которую позже назовут «гагаринской». Пять фамилий вскоре станут известны всему миру, шестую – Нелюбов – забудут.
Дневник Каманина «Скрытый космос», 18 января 1961 года: «Комиссия рекомендует следующую очерёдность использования космонавтов в полётах: Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Быковский, Попович… Все шестеро космонавтов – отличные парни. О Гагарине, Титове и Нелюбове сказать нечего – они не имеют отклонений от эталона космонавта». 21 марта: «Гагарин, Титов и Нелюбов… тренировались в надевании скафандра, посадке в кабину корабля, проверке скафандра и средств связи». 3 апреля: «Гагарин, Титов… и Нелюбов записали на магнитофон свои речи перед стартом в космос». 4 апреля: «Главком подписал удостоверения пилотов-космонавтов Гагарину, Титову и Нелюбову».
Ровесник Гагарина, Нелюбов стал его дублёром – вторым, после Титова. На рассвете 12 апреля к старту готовили всех троих. На кадрах хроники, где они едут в автобусе к стартовой площадке Байконура, видно: Гагарин и Титов – в скафандрах, Нелюбов – в форме. Если бы случилось два форс-мажора подряд – допустим, Гагарин и Титов внезапно заболели, – скафандр пришлось бы надевать Нелюбову.
Гагарин, вернувшись из космоса, стал мировой знаменитостью № 1. В августе того же 1961 года слетал Титов. Нелюбов был уверен: вот-вот – и настанет его час. Однако вперёд по каким-то соображениям пропустили Николаева, потом полетели Попович, Быковский, Терешкова… Существует легенда, будто бы фамилия «Нелюбов» не понравилась Хрущёву. Ещё говорят, что лётчик был слишком высок. Каманин даёт другое объяснение: «Нелюбов… одно время был кандидатом на 3-й или 4-й полёт, но потом показал нелучшие результаты на центрифуге и отошёл на второй план».
И всё-таки его продолжали готовить к космосу. Критерии отбора постепенно, с накоплением опыта космических полётов, смягчались. В 1963 году Каманин записывал: «Королёв постоянно говорит о своём желании “открыть двери” в космос для обычных простых людей. Он считает, что уже сейчас можно несколько понизить требования к здоровью космонавтов, их возрасту и к специальным тренировкам». Ещё на Великой Отечественной – в силу необходимости срочной подготовки многих тысяч лётчиков – пилот перестал казаться суперменом, исключительным человеком. Стало ясно, что управлять самолётом может, в общем, почти любой. Спустя несколько лет с начала космической эры оказалось, что космонавтом тоже может стать почти любой. Это поначалу молодых лётчиков истязали на тренажёрах, забраковывая из-за мельчайших отклонений. Вскоре к звёздам отправились и немолодые – как Береговой, и вообще не лётчики – как Феоктистов, и высоченные – как богатырь Рюмин (свой последний, четвёртый полёт он совершит пятидесятивосьмилетним на американском «шаттле» в 1998 году). Рвался в космос Кожедуб, но его не пустили. Королёв тоже всерьёз мечтал о полёте. В дублирующий экипаж «Союза» включали легендарного лётчика-испытателя Анохина, пятидесятисемилетнего и одноглазого (не сложилось; с небом он прощался в семьдесят три года, взмыв за несколько месяцев до смерти на мотодельтаплане с той самой арцеуловской коктебельской горы). Так что второй план ещё не означал дисквалификации.
Вмешался случай. Или – судьба? Или правду говорят, что судьба – это характер?
27 марта 1963 года на станции Чкаловской Нелюбов встретил стажёров отряда космонавтов Ивана Аникеева и Валентина Филатьева. В буфете ударили по пиву, стали бороться на руках, случайно уронили солонку. Буфетчица возмутилась, рядом проходил патруль… После разговора «на повышенных» всех троих забрали в комендатуру. Нелюбовскую судьбу сломала эта самая солонка.
Ярослав Голованов писал о «гусарстве» Нелюбова, его «дерзкой надменности»: мол, комендант согласился не давать делу ход, если Нелюбов извинится, тот отказался, и рапорт ушёл по инстанции. Генерал Каманин расценивал инцидент иначе. Он считал, что Нелюбов «повинен меньше других»: был одет по гражданке, уговаривал товарищей пораньше уйти.
От советского офицера требовалось быть запредельно смелым в одних обстоятельствах – и сдержанным в других. Но смелость нередко переходила в удальство, в то самое гусарство – и сколько же карьер на этом сломалось! Взять «подводника № 1» Александра Маринеско, потопившего «Вильгельм Густлофф». Вскоре после войны он сам оказался за бортом: срок за разбазаривание социалистической собственности, алкоголизм, депрессия, ранняя смерть. Звание Героя автору «атаки века» присвоили посмертно – в 1990 году…
Дневник Каманина, 5 апреля 1963 года: «Нелюбов, Аникеев и Филатьев уже не первый раз замечаются в выпивках. Двое последних не представляют ценности как космонавты (пьянки, слабоволие и низкие успехи в учёбе), и этот случай даёт нам законное право освободиться от них… Я за увольнение из Центра Филатьева и Аникеева и за попытку последний раз проверить Нелюбова, бывшего совсем недавно одним из лучших космонавтов первого набора».
От того же Каманина мы знаем, что инцидент вовсе не был чем-то исключительным. Случались десятки пьянок, драк, аварий, скандалов – причём с уже летавшими космонавтами, начиная с Гагарина и Титова. Слава кружила голову, молодая кровь звала на подвиги. Первые космонавты были неприкасаемыми: их наказывали, но ни исключить из партии или звёздного отряда, ни тем более судить, чего они порой заслуживали, не решались: слишком серьёзным был бы удар по престижу страны. Иное дело – нелетавшие, никому не известные. Их можно и выгнать – другим пример будет. Решением главкома ВВС Вершинина из отряда космонавтов отчислили всех троих (лётчик-испытатель Марк Галлай счёл наказание «жестоким» и «чрезмерным»). Имя Нелюбова отовсюду вымарали, как и его лицо с фотографий первого космического призыва. Аникеева и Филатьева вымарывать было неоткуда.
Нелюбова перевели в Приморье – в тот самый 224-й авиаполк, в составе которого Лев Колесников одиннадцать лет назад отправился в «правительственную командировку» в Китай. Теперь часть, переданная в состав 303-й дивизии (32-я в 1959 году попала под сокращение), стояла в селе Кремово между Уссурийском и Спасском. Кремовский гарнизон считался образцовым. Дом, где поселились Нелюбов с женой, был благоустроен, квартиры – со всеми удобствами, отличное снабжение, хорошая зарплата. Нелюбов освоил новый «миг», стал начальником парашютно-десантной службы. Любой лётчик воспринимал бы службу в таком полку как принадлежность к элите, ордену избранных. Да и вся жизнь впереди – офицеру не было и тридцати.