Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем
Шрифт:
Чем занимались после войны её асы? Вот несколько судеб.
Герой Советского Союза Девятаев, бежавший из немецкого плена на угнанном «хейнкеле», водил по Волге суда на подводных крыльях.
Герой Советского Союза Бабак (35 сбитых, был в немецком плену) стал учителем химии, директором школы.
Герой Советского Союза Николай Белоусов (23 сбитых) – мастером шагающего экскаватора, слесарем, бригадиром монтажников-слесарей.
Герой Советского Союза Джабидзе (22 сбитых) окончил в Тбилиси истфак, стал доктором исторических наук.
Герой Советского Союза Зелёнкин (28 сбитых) жил в Минске, состоял в Союзе художников СССР.
Герой Советского Союза Калугин (21 сбитый) работал в Жуковском инженером НИИ.
Дважды Герой Камозин (34 сбитых) работал инструктором тренажёра в Брянском авиаотряде.
Герой Советского Союза Оганесов (20 сбитых) в Баку работал главным инженером хлебозавода.
Герой Советского Союза Яшин (25 сбитых) в 1949-м демобилизовался, в 1952-м покончил с собой.
Дважды Герой Советского Союза Султан Амет-Хан (30 сбитых) работал лётчиком-испытателем, погиб в 1971 году.
Герой Советского Союза Фигичев (21 сбитый) работал главным администратором Киевского областного драмтеатра.
Герой Советского Союза (за Корейскую войну) Науменко преподавал физику в средней школе Подольска.
Дважды Герой Степанищев, лётчик-штурмовик, в 1946 году застрелился.
Дважды Герой Советского Союза Колдунов (46 сбитых) дослужился до главкома войск ПВО, стал главным маршалом авиации. В 1987 году после приземления Матиаса Руста на Красной площади снят с должности…
Одновременно с Колесниковым уволили из армии и Григория Берелидзе. Он вернулся на малую родину, работал начальником отдела кадров горнодобывающего предприятия, жил в грузинском городке Они, умер в 1990 году. Колесников бывал у него в гостях – вспоминали друзей, съездили на курорт Шови к памятнику Сталину…
Сняв погоны, Колесников остался в Сталинграде, который в 1961 году переименовали в Волгоград. Жил в доме № 7 по улице Московской (здесь несколько лет назад открыли мемориальную доску Льва Петровича), неподалёку от троллейбусной остановки «Качинское училище». Раньше адрес этого «Дома лётчиков» звучал иначе: Авиагородок, 36/7. Тут же, рядом, жила и мама, опять переехавшая вслед за сыном к его новому месту службы.
В 1965 году Колесников вступил в Волгоградскую областную организацию Союза писателей СССР, сделался профессиональным писателем – тогда литература могла считаться профессией. Печатался в основном в Нижне-Волжском издательстве. Стал заложником собственного опыта: «миги», небо, война (то относительно безопасная с цензурной точки зрения Великая Отечественная, то абстрактная, идущая где-то далеко на востоке, где свободолюбивые народы отражают нападения американских воздушных пиратов)… Помимо лётчиков, в его прозе постоянно появлялись Владивосток и Ташкент. И военные моряки – дань юношеской мечте.
В 1963 году в Волгограде вышел сборник рассказов «Первый полёт» – тоненькая, 35 страничек, книжечка в мягкой обложке, тираж – 15 000, цена – 4 коп. Колесников описывал свои воздушные бои, не называя врага и территорию, и читатель, естественно, думал, что речь идёт о Великой Отечественной. В одном из рассказов снова появляется лётчик Валико, в котором узнаётся Берелидзе. Рассказ «Ночью» прямо посвящён Корейской войне, но об участии в ней советских пилотов не говорится: с юга летит диверсант-китаец, чтобы уничтожить мост через Ялу, однако его уже перевербовали северяне, и в итоге он взрывает самолёт с главдиверсантом – южнокорейцем Паком, а сам спасается на парашюте…
В 1960–1980-х Колесников написал немало книг: «Над уходящими тучами», «Лётчица», «Долина мигов», «Прощание славянки», «Линия поведения», «Набор высоты», «Я иду»… Теперь их можно найти разве что у букинистов.
Разумеется, он хотел рассказать всё как есть о войне в Корее. Но писать о ней было нельзя. Что чувствовал писатель и боевой лётчик, обладающий уникальным материалом и не имеющий права сполна им распорядиться? Приходилось обходиться эзоповой методикой – традиция эта пошла ещё с «лётчика Ли Си Цына» в небе Китая. Трудно понять, что за страна изображается автором: Корея, Вьетнам, Китай? Порой Колесников пояснял: вещь, мол, «не имеет географически точного адресования, ибо представляет собой обобщение некоторых событий, происходивших в ряде стран в наши годы». Это, конечно, авторские финты, запутывание следов. «Ряд стран» – это Корея и приграничные китайские аэродромы. То, что происходило с Колесниковым и его товарищами «там вдали, за рекой», в книге происходит с пилотами неясной национальной принадлежности.
Второй после «Тайны Темир-Тепе» громко прозвучавшей книгой Колесникова стал роман «Небо», вышедший в Москве в 1965 году. Роман также во многом автобиографичен: Владивосток, Ташкент, лётное училище, герой, которому отец оставил только фамилию, воздушные бои – с деталями, кочующими у Колесникова из текста в текст… Книга достаточно смелая по советским временам: лётчики и по девушкам ходят, и пьянствуют. Под фамилией Гореев появляется Фадеев: «Лицо его было красиво не столько правильностью черт, сколько одухотворённостью, мужеством и благородством. Седины обычно мертвы. Снежно-белые волосы Гореева лежали пышной и живой волной. Когда Гореев рассмеялся рассыпчато и заливисто, у него засмеялась каждая чёрточка лица. Так хорошо смеются люди искренние, чистые». Упомянута в «Небе» и Корейская война. Более того, описана та самая атака двух американских пилотов на аэродром «Сухая Речка» в 1950 году (неприморский читатель, разумеется, не мог знать, что это за «Сухая Речка» и не выдумана ли она вообще). Именно после инцидента на «Сухой Речке» пилотов-реактивщиков, включая главного героя Витольда Лисецкого, отправляют на Дальний Восток, но корейский след запрятан глубоко между строк.
Почти все произведения Колесникова – это, по сути, одна книга о Ли Си Цыне на Корейской войне, но обычный читатель даже не знал, что наши там воевали. Тексты Колесникова – шифры, которые читатель просто не мог разгадать. В этом смысле куда прозрачнее были тексты диссидентов с очевидными фигами в кармане. А здесь Лисецкому дают Героя – и вот всё, что может сказать автор: «Трудное задание надо выполнить с честью, чтобы получить это звание в мирное время!» Или вот, здесь Колесников говорит уже о себе: «Испытал понемногу от всего, что, наверное, положено испытать лётчику моего поколения. Познал бой и ряд острых моментов уже в мирное время». А как это – «бой в мирное время»?
Пусть Колесников – писатель не первого ряда, но всё-таки он мог прозвучать сильнее, если бы не пресловутая секретность. Если бы мы знали, что, допустим, его «Долина мигов» – книга о наших соотечественниках в Корее, а не о какой-то войне хороших азиатов против плохих не то американцев, не то европейцев. В изображённых писателем бомбардировщиках Д-39 понимающий человек без труда узнает В-29. В истребителях «Зет-88» зашифрованы «сейбры»: похожи на «миги», но у хвоста другой угол и крылья не отогнуты вниз… Знающий поймёт, но таких знающих – исчезающее меньшинство. Северный Рикон, Южный Рикон – это Север и Юг Кореи. Русские возникают где-то на периферии, за кадром, два пишем, три в уме; скажем, какой-нибудь азиатский лётчик вдруг обронит: «Тех, кто дал “миги”, помните». Модель «мигов» при этом не уточняется: если сказать, что речь именно о «пятнадцатых», получится слишком прозрачный намёк на Корею. Или вот: из радиоприёмника Марк Бернес поёт песню «Воспоминание об эскадрилье “Нормандия – Неман”». Известно, что 18-й гвардейский истребительный авиаполк «Нормандия – Неман» в 1950 году был переброшен из-под Москвы в Приморье, в 1951–1952 годах принимал участие в Корейской войне. Не на это ли намекает Колесников? Он рассыпает по тексту детали-подсказки. Вот лётчица Лана переучивается с Ла-9 на «миг» – чёткое указание на Корейскую войну: на начальном её этапе действительно применялись поршневые истребители, быстро выбитые пилотами ООН. Или вот: война зашла в тупик, «мадам А» – атомная бомба – Запад не спасёт, «ибо есть она и у русских». Это опять же чёткое указание на время – рубеж 1940-х и 1950-х. «Если по протяжённости фронта и охвату территорий эта война была маленькой, то по насыщенности людскими массами, оружием, качеству этого оружия она не уступала большим войнам… В воздухе это была война реактивных самолётов…» – пишет Колесников, и специалист с ходу определит: это – о Корее. Но имена пилотам «мигов» Колесников даёт не китайские или корейские, а скорее вьетнамские или индусские: Бангу Чар, Раби Синг – снова маскировка, снова камуфляж. Река Ялу в «Долине мигов» названа Лу. Зато в деталях автор точен – личный опыт не спрячешь и не подделаешь. Пороховая копоть, прихватившая «миг» от носа до хвоста после стрельбы из трёх его пушек, пластмассовая бомба с насекомыми – биологическое оружие доктора Сиро Исии, домики, сооружённые из самолётных ящиков… Последствия применения напалма: «Джонни прошёл через пепелище и не нашёл не только следов жизни, но и следов смерти».