Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем
Шрифт:
«Долина мигов» очень кинематографична – может быть, в том числе и потому, что не блестяща с литературной точки зрения (средняя проза чаще становится основой для киношедевра, чем выдающаяся – слишком многое теряется при конвертации большой литературы в кинематографию). Но фильма по ней не сняли – и сколько же их таких, не отражённых большой литературой и большим кино войн! Широкий читатель знает об Отечественной войне 1812 года прежде всего из «Войны и мира», а не из монографий, круг читателей которых дико узок. События, не отражённого художественной литературой, как бы не существует совсем. Оборона Камчатки от англичан и французов в 1854 году, взятие Пекина армией генерала Линевича в 1900-м, афганские походы РККА, конфликт на КВЖД 1929 года… Своих «Севастопольских рассказов» или «В окопах Сталинграда» об этом не появилось, и события оказались отодвинуты на периферию, о них знают лишь специалисты. Мы не слышали о наших асах Корейской войны. Не знали, чем занимались наши военные в Африке и Латинской Америке. Не читали о том, как пенсионер-пограничник Карацупа налаживал охрану рубежей Вьетнама и учил вьетнамцев джигитовке, а пилот Нгуен Ван Кок (11 побед на истребителе МиГ-21ПФ, включая два сбитых беспилотника) учился летать в СССР…
В нашей литературе Корейская война самым краешком появляется у Рувима Фраермана и Романа Кима, но сами они в ней, понятно, не участвовали. Что-то переводилось на русский: повесть китайских авторов Юань Цзиня и Кун Цзюэ «Спаянные на жизнь и смерть» (Воениздат, 1954), роман Фэн Ханя «Восточный фронт» (Воениздат, 1959), сборник рассказов северокорейских авторов «На переправе» (Воениздат, 1960). В издательской аннотации к сборнику сказано: «В одних рассказах описаны реальные факты и приводятся подлинные имена, в других – образы патриотов выведены под вымышленными именами, но всё, о чём говорится в сборнике, отражает реальную жизнь, действительные события 1950–1953 годов». Как говорится, знающий поймёт. О подвигах китайских добровольцев говорить было можно, подвиги советских замалчивались.
Единственный советский участник Корейской войны, написавший о ней художественные книги, – Лев Колесников. Они, к сожалению, не прозвучали должным образом. Снаряды ушли в небо и разорвались где-то далеко.
Не писать Колесников не мог. Его исповедь замаскирована под непритязательную беллетристику, боевик на антиимпериалистическую тему. На самом деле это были закамуфлированные, как «миг», мемуары, сдавленный крик души. В «Прощании славянки» он снова пересказывает собственный армейский и небесный опыт, выведя себя под фамилией Скворцов. Переучивание на реактивные машины, намёк на Корею: в часть приезжает генерал и говорит, что подбирает пилотов для «работы в особо сложных условиях», едут только добровольцы, аэродромы – полевые, срок – год. Лев описывает бои, происходящие непонятно где, над какой-то границей. Снова изображает ведущего пары Валико Берелидзе, только в прицелах – не «сейбры», а «мессершмитты»…
В аннотации к роману «Акция устрашения» говорится: действие происходит «в одном из государств Юго-Восточной Азии, народ которого ведёт борьбу с реакционным марионеточным режимом, поддерживаемым империалистическими кругами США». Здесь снова «миги» – неясно, какой именно марки, снова лётчики с азиатскими именами, противостоящие лётчикам с англосаксонскими… Судя по ряду деталей – командира полка зовут Нгуен, у лётчиков имеются противоперегрузочные костюмы, самолёты вооружены управляемыми ракетами, в России уже запускают спутники, страна, в которой идёт война, вытянута вдоль кромки длинного полуострова, по джунглям на боевых вертолётах носятся «зелёные береты», – здесь описана Вьетнамская война. Но в кочующих из книги в книгу деталях – воюющий у противника «чёрный капеллан», нюансы пилотажа и катапультирования – угадывается личный корейский опыт Колесникова, который он вынужден передавать выдуманным лётчикам Вану и Миню, потомкам Ли Си Цына.
Художественные произведения такой камуфляж допускали, но у Колесникова горела душа назвать всё и всех своими именами. Лётчики Великой Отечественной печатали воспоминания тоннами. Писали об Испании, о Монголии, Маньчжурии, а нам – молчать? Не иметь права сказать, за что получен боевой орден?
Самиздат и тамиздат, спасавшие диссидентов, были для Колесникова, правоверного советского человека и офицера, равно невозможны и неприемлемы. Оставалось одно – ждать и писать в стол.
Фадеев в последние годы жизни хотел писать, но не мог. Колесников мог, но не имел возможности отдать текст в печать. Фадеев застрелился, Колесников не дожил всего нескольких лет до возможности любых публикаций и тех же нескольких лет – до крушения страны, которой служил.
К рубежу 1980-х и 1990-х печатать разрешили всё – от чернухи до порнухи. Всё стало можно, но всё стало не нужно. А Колесникова уже не было на этом свете.
Ещё в 1970 году он закончил автобиографическую документальную повесть «Голубая, очень голубая, удивительно голубая река». В конце указано: «Приморье – Волгоград. 1954–1970 годы». В столе эта рукопись пролежала несколько десятилетий. Точнее, не в столе, а на антресоли волгоградской квартиры Колесникова.
В 2009 году она увидела свет в волгоградском ГУ «Издатель». В 2013 году была переиздана в сборнике «Под крылом – Ялуцзян. 224-й ИАП в Корейской войне», который выпустил в Москве фонд «Русские витязи». Первая половина – колесниковская «Голубая река», вторая – история боевых действий 224-го полка, изложенная исследователями воздушной войны в Корее Сергеем Вахрушевым и Игорем Сейдовым. Книга вышла небольшим тиражом, едва ли кто-то, кроме фанатов авиации, её прочёл и заметил. Издание, собственно, и рассчитано на любителей военной истории – не на широкого читателя. Попросту говоря, книгу эту почти никто не читал. Рукописи, может, и не горят, но они должны не только издаваться, но и читаться. Сам я о существовании этой книги узнал случайно, только потому, что, изучая переписку Фадеева, заинтересовался: что же это за Лев Колесников такой. Заказал книгу через сайт букинистов.
«Река» – главная вещь Колесникова, выстраданная: о себе, из себя, через себя. Её можно определить как «художественные мемуары» или «документальную прозу». Давно опубликованы воспоминания асов той войны Пепеляева и Крамаренко, вышли многочисленные интервью, исторические исследования… Но если Крамаренко и Пепеляев описывают бои 1951-го, когда американцы теряли господство в небе, а наши били «суперкрепости» одну за другой, то у Колесникова изображён последний год Корейской войны, когда приходилось противостоять модернизированным «сейбрам», пилоты которых отточили мастерство в боях с теми же Крамаренко и Сутягиным.
Сличая «Долину мигов» с «Голубой рекой», понимаешь: материал – один и тот же, некоторые отрывки идентичны до слова. Колесников не мог говорить о своей Корее открыто, но не мог и молчать. Писал в стол, а для публикации сделал на том же материале проходную «Долину мигов». В «Реке» находим множество деталей из «Долины»: вражеская пуля, застрявшая в кобуре, обезьяна Тарзан, жившая с лётчиками на аэродроме (однажды Тарзан, пробравшись на КП, нажал кнопку и дал команду на взлёт, после чего был сослан в санаторий «Улумбей»), тонкости реактивного боя…
Писатель Лев Колесников остался знаменитостью волгоградского масштаба. Даже в родном Приморье его не знают. Книги его давно не переиздают. Место русского Экзюпери по-прежнему вакантно.
Алкоголики бывают пьющие и непьющие.
Писатели бывают пишущие и непишущие.
Лётчики бывают летающие и нелетающие, но не перестают быть лётчиками.
Колесников, как и его великий коллега Арцеулов, остался лётчиком навсегда. И ещё немного моряком – детской мечты он не забывал. Став писателем, ходил на эсминце по Тихому океану, бывал у черноморцев, в Кронштадте… Написал повесть «Эскадра-невидимка», продолжив тему «Крейсеров» Пикуля – о действиях Владивостокского отряда крейсеров на Русско-японской войне 1904–1905 годов. В повести мелькают то семья Сибирцевых (напомним, что Мария Сибирцева – тётя Фадеева), то доктор Ланковский, в доме которого Фадеев когда-то встречался с Асей Колесниковой… Обычный читатель никакой из этих сигналов-приветов не распознает. У меня возникло странное ощущение, что Колесников писал для меня.
Букинист из Волгограда с небесной фамилией Полетаева прислала мне во Владивосток «Долину мигов» с дарственной надписью автора: «Дорогой Вале, товарищу по работе, с пожеланиями самыми добрыми! ЛК, 15.6.67». На титульном листе взмывают вверх рисованные «миги». Строчки автографа тянутся за ними – начертанные почти вертикально, взлётно.
Слова, написанные рукой уроженца Владивостока в адрес неизвестной мне Вали, вернулись в его родной город.
Долгая дорога на Луну