Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем
Шрифт:
Холодная война оказалась затяжной. Подземное кипение лавы то и дело прорывалось огненными извержениями, как в той же Корее или во Вьетнаме.
Гонка вооружений набирала обороты. Авиация находилась на её переднем крае.
Всенародного авиационного энтузиазма, как в 1930-е, уже не было. Такого количества лётчиков, как прежде, не требовалось, но роль авиации даже возросла. У Штатов, Советского Союза, Великобритании появилась ядерная бомба. Единственным средством её доставки были дальние бомбардировщики. В конце 1940-х ещё не придумали ни межконтинентальных ракет, ни способных их нести подлодок. Стратегические задачи могли решать только самолёты – такой роли они не играли никогда и, наверное, уже не будут. Первый советский «стратег» Ту-4 построил вскоре после войны Туполев, в его
Одно принималось, другое отбраковывалось. Вскоре стало ясно: стержень новой эпохи – техника космическая.
Идеями космизма бредили философы Фёдоров, Циолковский, Богданов, и многим современникам казалось, что именно бредили. Мыслителей, говоривших о воскрешении умерших и заселении ими иных планет, считали полубезумными. Однако осязаемая, материальная часть их мечтаний реализовалась в космических ракетах, в «бипах» первого искусственного спутника Земли – серебристого, как «миг-пятнадцатые». Перейдя в практическую плоскость, космическое дело избавилось от метафизической составляющей – или так только казалось? Советское общество было атеистическим лишь снаружи. По своей сути оно оставалось религиозным. Этого не проговаривалось, но триумф и слава Гагарина носили отчётливый культовый характер.
После 1917 года казалось: нет ничего невозможного. Если произошла социальная революция, если рушится старый мир, то почему человеку не овладеть, например, бессмертием? Вторым сопоставимым триумфом стал год 1945-й. Третьим – 1957-й и 1961-й, когда на орбиту полетела сначала умная железяка, а за ней человек. Фантастический роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», вышедший в 1957 году, можно было спутать с реальностью. Казалось, человек дорос до того, чтобы замахнуться на законы мироздания и что-нибудь в них подправить. Собственно, это и есть задача человека – стать соавтором Бога, сделать то, что не под силу Ему [49] . Но эту сложнейшую задачу нам предстоит решать ещё много тысяч лет – может быть, потому, что всё на свете должно происходить медленно и неправильно.
49
«Вот и получится тогда то самое царство божие, которое религия называет – рай», – говорит, рассуждая о скором покорении космоса и продлении человеческой жизни, подросток Юрка, герой шукшинского рассказа «Космос, нервная система и шмат сала» (1966).
Конструктором ракет, впервые доставивших на орбиту спутник, собак и человека, стал Сергей Королёв. Когда-то он прошёл планёрную школу Арцеулова – летал, конструировал. Был осуждён, попал на Колыму. В 1939 году благодаря хлопотам лётчиков-депутатов Громова и Гризодубовой его отозвали с прииска Мальдяк, где Королёв несколько месяцев провёл на общих работах. Он опоздал на пароход «Индигирка», что, возможно, спасло конструктору жизнь. Выйдя из Магадана во Владивосток, «Индигирка» в проливе Лаперуза налетела на камни и затонула. Погибло около 700 человек – в основном отбывшие срок заключённые и вольные дальстроевцы.
Выбравшись с Колымы другим пароходом, Королёв попал в «туполевскую шарашку». В 1944-м его освободили досрочно. Вскоре после Победы тот самый Девятаев, бежавший с балтийского острова Узедом, где испытывались первые в мире баллистические ракеты дальнего действия «Фау-2» Вернера фон Брауна (в будущем – основателя американской космической программы), показал засекреченному «полковнику Сергееву» – Королёву – хозяйство немецкого ракетного центра. Случайности слагались в закономерности. Происходил, как сформулировал по другому поводу Андрей Платонов, «железный самотёк истории».
Ровно через десять лет после «чёрного
Космонавт в советской звёздной табели о рангах занял первое место. Причём с огромным отрывом – как алмаз по твёрдости и драгоценности среди всех других камней.
Завязалась «космическая гонка» – мирное, но с военной подкладкой соперничество Советского Союза и Штатов. Тут нельзя не упомянуть вновь Николая Каманина, получившего звезду Героя № 2 за участие в челюскинской эпопее. Когда «Челюскин» зажало чукотскими льдами, Каманин служил в Спасске-Дальнем. Его самолёт стоял в одном из тех ангаров, у которых весной 1920 года будущего писателя Фадеева ранило японской пулей. Здесь же перед Кореей служил Лев Колесников, сюда Фадеев писал письма его маме – своей юношеской любви. Каманин важен для нас не только потому, что он готовил первых космонавтов и числился помощником главкома ВВС по космосу, но и потому, что он вёл подробнейший дневник. В советское время этот дневник не мог быть опубликован по причинам как военно-секретного, так и этико-политического характера: то Николаев ударит Терешкову, то Титов по пьянке попадёт в аварию, то Шонин уйдёт в запой… Генералу Каманину всё это приходилось разруливать и гасить, чтобы для внешнего мира космонавты оставались непогрешимыми, образцовыми советскими людьми без страха и упрёка, у которых всё прекрасно – от костюма до мыслей.
Лев Колесников следил за сообщениями о космических запусках. Интересовался, переживал, завидовал. Неслучайно повесть 1963 года «Прощание славянки» он закончил словами: «В космосе-то я ещё не был!»
Спутник запустили, когда Колесников ещё служил и уже печатался. Гагарина отправили в полёт вскоре после увольнения Колесникова в запас. Как и Колесников, Гагарин летал на МиГ-15бис, когда служил под Мурманском в морской авиации Северного флота.
Первых космонавтов набирали именно из военных лётчиков (журналист, летописец космоса Ярослав Голованов рассказывал, что в 1959 году на совещании у академика Келдыша соответствующее предложение внёс Королёв: «Лётчик-истребитель – это и есть требуемый универсал. Он летает в стратосфере на одноместном скоростном самолёте. Он и пилот, и штурман, и связист, и бортинженер»). Участников Корейской войны среди них, правда, не было. К моменту гагаринского старта Колесникову было под сорок – возраст, тогда считавшийся некосмическим. На орбиту летало молодое, до тридцати, невоевавшее поколение: Гагарин 1934 года рождения, Титов 1935-го…
Были, впрочем, исключения. Самым старшим для своего времени космонавтом стал Георгий Береговой – единственный человек, получивший первую звезду Героя за Великую Отечественную, а вторую – за космический полёт. На войне Береговой был штурмовиком, летал на Ил-2. Его трижды сбивали, он горел в самолёте. Полк, в котором воевал Береговой, входил в дивизию Байдукова, совершавшего с Чкаловым дальние перелёты. Корпусом, куда входила дивизия, командовал Каманин, воздушной армией – не менее прославленный лётчик Громов.
Береговой был на два года старше Колесникова. В космос он полетел в 1968 году в возрасте сорока семи лет. По возвращении консультировал создателей фильма «Москва – Кассиопея». Возможно, именно ему Высоцкий посвятил песню «Я ещё не в угаре, не втиснулся в роль…». В 1969 году младший лейтенант Ильин, решивший убить Брежнева, обстрелял из двух пистолетов, «по-македонски», машину правительственного кортежа, в которой ехали космонавты. Возможно, Ильин принял Берегового за Брежнева – сходство действительно налицо. Погиб шофёр, а Береговой, раненный осколками стекла, сумел перехватить руль и остановить машину. Ильина признали невменяемым, отправили в психбольницу. В 1990 году он оттуда вышел, получил пенсию по инвалидности и однушку в Петербурге.