Красные камзолы
Шрифт:
Кинжалом француза распарываю подкладку. Ну да, точно. Плотная пачка листов бумаги. Колонки букв и цифр, какие-то пометки. Неужели шифроблокнот? Кажись, он, родимый!
— Твое? Точно твое. Теперь не отвертишься.
Француз на выдохе пробормотал какое-то ругательство. Да и пес с ним. Убираю бумаги в сумку на боку.
На шум выстрелов от соседнего поста к нам выдвинулся Фомин с шестаком солдат. Вон они показались вдалеке. А вот и Ефим с остальным капральством из леса выбегает, с ружьями наперевес.
Дал знак
— Пшел! Давай-давай, шевелись!
— … Пять выстрелов — три попадания. Два в круп, одна пуля в тазовую кость ударила. И одна ширкнула по ноге у колена. Видимо, повредила жилу какую. От этих вот попаданий у лошади начали отниматься ноги и она пала. Хороший залп получился, далеко нарушитель не ушел. Ну а там его хлопцы бегом настигли да отмутузили как следует.
Фомин кивнул на доклад Степана Петровича и спросил:
— Пять? Почему шестой не стрелял?
— Так Сашку-то конь копытом в лоб стукнул, Александр Степанович. Тот и рухнул. Я уж думал — все, амба. А он только рассердился крепко. Вскочил, ружье откинул, треуголку тоже в сторону, рожа кровью залита, а сам догонять и в куча-малу с размаху бросился. Маленький, рыжий, а смотри-ка — злой!
— Кхм. Ясно. Капрал Иванов! Бери с собой Жорика и Ерему. Пойдем доставлять трофей начальству. Сашка, тебя не возьмем, уж не обессудь, видок у тебя, кхм, не самый нарядный.
А дальше… Я поморщился от воспоминаний.
Доставили вчетвером француза обратно к нашей полянке, где майор Небогатов и выводок офицериков продолжали гонять нашу роту. Подход Фомина, доклад:
— Во время патрулирования рижского тракта был задержан соглядатай. При попытке остановить оказал сопротивление и попытался сбежать. Силами капральства задержан. При опросе назвал себя шевалье д"Арс. Вот его шпага. При себе также имел бумаги с шпионским шифром и список наших военных грузов. Вот, пожалуйте — Фомин протягивает майору шпагу француза, а я, повинуясь его жесту, достаю бумаги, найденные мной в подкладке и большую папку, что Семен Петрович обнаружил в седельных сумках.
Майор кивнул чтобы я передал бумаги рядом стоящему блондинистому офицерику. Потом оглядел пленного с головы до ног и повернулся ко мне.
— А скажи-ка, солдат, кто его так измордовал?
Я недоуменно пожал плечами.
— А чего с нем церемониться? Шпион же!
Шевалье дернулся вперед, собираясь что-то сказать, но я слегка поддел его ногу и подтолкнул плечом. Француз потерял равновесие и шлепнулся в пыль прямо под ноги Небогатову.
Красиво получилось. Я невольно улыбнулся.
— Ишь, какой неуклюжий!
Офицерик уже было открыл рот, но его опередил стоящий по другую руку от майора порутчик Ниронен.
— Взять! Фомин! Сто плетей, немедленно!
Это, наверное, какая-то ошибка. Почему-то взяли не валяющегося в пыли шпиона, а меня. Ага, Ефим лично и взял. Технично так заломал руки за спину… И Ерема ему с другого бока помогал. Хоп — и я даже дернуться никуда не могу. А они, с кем я из одного котла ел — тащат меня к бревну на краю нашей учебной полянки.
Плетью бил тоже Ефим. Добровольцем, небось, вызвался. Крестный, м-мать его…
Глава 10
Скрипнула дверь, неловко шаркая ногами прошел старый батальонный лекарь. Я его помню по тому медосмотру, что нам весной устраивали. Подошел, наклонился, посмотрел мне в глаза. Кивнул каким-то своим мыслям. Откинул простыню, которой я был накрыт, ощупал своей холодной рукой от шеи до копчика. Спина отозвалась на прикосновения ноющей болью и острыми прострелами, когда он отклеивал повязки, лежащие на ранах.
— Неплохо… хм, даже хорошо — пробубнил себе под нос лекарь. А потом в полный голос: — Семен! Иди, навещай своего парубка. Очнулся солдат. Заодно накормишь, раз пришел.
По полу затопали тяжелыми солдатскими башмаками и раздалось знакомое ворчание Семена Петровича.
— Вот и хорошо. Вот и славно. А мы сейчас бульончика куриного покушаем, да? Давай-ка вот на тюфяк сядем, голову приподнимем аккуратненько, ага?
Я пытался зыркать на него с ненавистью и изображать своим видом разъяренного Стивена Сигала, но получалось лишь нечто вроде писка мокрой мыши. Да и запах бульона отвлекал от мыслей по уничтожению мира.
— Кипятишься, да? — спросил меня старый солдат через четверть часа.
Бульон был доеден, я расслаблено привалился грудью на большой скомканный тюфяк, а "дядька" нашего капральства степенно раскуривал только что набитую махоркой трубку.
— Ну кипятись, кипятись. Ненавидишь всех, небось. Как же так, ты ж герой, а тебя вот так, да? — глянул из под седых бровей Семен Петрович, кивнул своим мыслям и продолжил — А оно вот так вот, Жора. Ты вот скажи, зачем тебе вообще энтот шпиен дался? Это твоя печаль? Ты что, самый умный, тебе больше всех надо? Пусть бы им занимались те, кто следует. А твое дело маленькое — подальше от начальства, поближе к обозу. Ась?
Я помолчал немного. После еды, казалось, располосованная спина уже не так чешется. Наступило некоторое умиротворение. На какой-то момент закралась мысль — и правда, зачем оно мне все надо? Кормят, поят, жить есть где… пока не закопают. Вспомнил лицо этого дворянчика и ненависть нахлынула снова. Какого черта?
Я выпрямился насколько позволяла поза, глянул в глаза старому солдату и как мог уверенно ответил:
— Да, Семен Петрович. Я самый умный и мне больше всех надо.
— Хех! Горячий какой, норовистый! Думаешь, далеко пойдешь? Не думаешь, что обломают тебя, а? И не таких обламывали, знаешь ли. А коли не обломают — запорют до смерти и вся недолга. Не думал об этом?