Красные камзолы

Ланков Иван

И что интересно — про его обучение мы же с ним вообще ни слова не говорили. Только та вводная, что была дана в лазарете Семеном Петровичем и все. Ага, вот сейчас начну самодельный урок, а они такие — "Ахаха, повелся, придурок! Кто тебе сказал, идиоту, что нам нужны твои поучения? Ахаха!" Ну или что-то вроде того. Мандраж, знаете ли. Никогда в жизни никого не учил. А уж тем более языку, который и сам-то не шибко знаю.

Как-то с утра особо не задумывался, где уроки буду проводить. А порутчик уже решил все за меня. Он, значит, будет кушать, а учеба пойдет сама собой, в довесок к трапезе. Ну-ну! Я огляделся. Так, вот эту лавку мы будем использовать как подставку. Здесь размещу подготовленные в лазарете листы с наглядными пособиями. Затем аккуратно отодвигаю миски Нироннена и Фомина в сторону и кладу перед ними на стол по листу

бумаги и карандашу. Кстати, карандаши тут не такие, как в мое время. Нынешние карандаши — они как бутерброд. Грифельная пластина зажата между двумя деревяшками. Новомодная штука, совсем недавно появилась. Лет двадцать-тридцать назад, говорят. Достаю из папки листы, что подготовил в лазарете, прислоняю к стене.

Делаю глубокий вдох и… да чего там? Сколько можно оттягивать неизбежное?

— Бонжур, месье! — очень хотелось крепко зажмуриться и убежать. Ощущения даже хуже чем на экзамене.

Но, как говорится, будь что будет. Погнали! Алфавит, правила чтения, транскрипции… Всякая начальная информация чтобы вскипятить мозги.

* * *

Уф! Первый урок занял около двух часов. Нироннен и Фомин, все так же держа покерфейс слушали меня не перебивая, иногда делая пометки на выданных мной листах. Ну и потихоньку жевали свой ужин. Блин, они что, роботы, что ли? Ну хоть бы какие-нибудь эмоции. Ну там, язык высунь от усердия, или лоб наморщи, а? Нет. Сидят, слушают с мимикой каменного истукана. Разве что Фомин иногда одобрительно подмигнет левым глазом. Или это я уже выискиваю то, чего нет?

К концу второго часа Нироннен жестом меня останавливает.

— На сегодня достаточно, спасибо.

Вот так просто. Спасибо, ага. Ему тут урок или театр? Назавтра вот назло спрошу домашнее задание. Надо же себя как-то поставить по-учительски? И он пусть себя школотой почувствует. Домашка — это, знаете ли, такой изощренный вид пыток. Элемент обязательного школьного насилия, хе-хе! Хотя, признаться, я сильно устал за эту лекцию. Никогда не думал, что знаю столько о правилах французского языка. И что мой первый в жизни урок окажется таким психологически выматывающим. Так что да, и правда пора сворачиваться.

— Оревуар, месье — делаю почти уставной кивок и собираю плакаты со своими картинками.

Перед самым выходом порутчик жестом остановил меня.

— Да, кстати, Серов! Шпион-то настоящий оказался. Тайная канцелярия довольна нашей ротой — скупо улыбнулся и отрывисто бросил — ступай.

Глава 11

Нет, мне не пришлось стирать кальсоны и портки за Нироненом. Этим занималась фрау Марта, жена хозяина дома, где квартировал подпорутчик. И с его лошадью мне не пришлось возиться — этим занимался Герман, хозяин дома. Он, конечно, номинально был помещик и владетель ажно двух крепостных семей в деревне, но тем не менее своими лошадьми и лошадью Мартина Карловича занимался сам, лично. Детей у них в доме не было: обе дочери вышли замуж и проживали в соседних деревнях, а единственный из сыновей по достижению семнадцати лет ушел служить в Рижский драгунский полк. И Герман старательно, как заправский берейтор, обучал для сына коней. Да и вообще лошади были его страстью, потому он с первого взгляда опознал во мне дилетанта и близко к конюшне не подпускал. Но это я отвлекся.

В общем, номинальные обязанности денщика с меня сняли хозяева дома. А я целую неделю был при Ниронине чем-то вроде писаря и адъютанта. Ходил за ним тенью да записывал в планшетку все, что он прикажет. Кстати, местный русский письменный язык — это ужас какой-то. Так что по вечерам я учил господина порутчика вместе с Фоминым французскому, а на завтрак и обед Мартин Карлович учил меня местным правилам письма. Ну как — учил? Сам-то Ниронен русскую грамоту выучил не так давно, с помощью ротного писаря. Потому он мне просто давал на вычитку документы, которые я брал за образцы. И, честно говоря, я чуть не свихнулся от обилия всяких буков "i", твердых знаков и ятей с ижицами. Пытался уловить закономерность, по каким правилам их ставят — и не осилил. Похоже, все эти буквы писари тут ставили наугад. За орфографические ошибки никого не спрашивали, писали кто во что горазд. Мол, как слышу — так и пишу, а буквы расставляю наугад. А так как в России говоров много — то и написаний слов тоже много. Москвичи пишут так, вологодцы — эдак, астраханцы — сяк, курляндцы и эстляндцы вообще заполняют речь германизмами, а питерцы щедро сдабривают всю эту кашу своими любимыми буквами "т" в самых неожиданных местах. Питтербурх, Петербурк, Питерсбург, Сан-Петербур, Санткт-Питтерсбурх… Как только не коверкали имя столицы. При этом за ошибки в написания Мартин Карлович запросто мог дать мне оплеуху. И попробуй докажи, что я-то пишу правильно, как меня учили в школе, а вот автор образца — олень. Только на документе, что взят за образец — подпись офицера. Настоящая, с вензелем. А на моих школьных правилах печати и подписи нету. И то — где ж я им учебник две тысячи пятого года выпуска возьму?

Казалось бы, что такое рота? Ан нет, все-таки полтораста человек — это уже целая структура. По утвержденным и спущенным сверху нормам, на которые полку по идее выделяются деньги на жалованье в роте должно быть: шесть капральств по двадцать четыре человека — это шесть капралов и сто тридцать восемь солдат, всего сто сорок четыре нижних чина. Плюс два барабанщика и прапорщик — это знаменосец от слова "прапор" — знамя. Только сейчас по факту были лишь барабанщики, по одному на деревню. Прапорщик вместе со знаменем роты находился в штабе батальона при майоре Небогатове. А сам майор со штабом батальона находился при штабе полка. В Риге.

Еще по штату положено три ундер-офицера. Их по новому уставу от весны 1756го года положено переименовать в сержантов, но в мае пришло распоряжение не переучивать на новые уставы ибо есть риск не успеть это сделать. Потому конкретно в нашем полку нет ни ефрейторов, ни сержантов, одни только ундер-офицеры. По факту же в роте комплект был только капралов. Их было как раз шесть. Солдат было сто десять вместо ста тридцати восьми. Вместо трех ундер-офицеров — один. Александр Степанович Фомин. И я за неделю так и не понял, какие у него обязанности. Капральствами командуют капралы, ротой — капитан, полуротами — подпорутчики, вместо и тех и других сейчас отлично справлялся подпорутчик Ниронен… Где будет место сержантов при полной штатной комплектации роты?

Офицеров должно было быть четверо — капитан, порутчик, два подпорутчика. В наличии же был только один Мартин Карлович. Остальные — либо тоже в Риге, либо их и вовсе не было по штату. Насколько я понял, весь офицерский корпус лето проводил при штабе дивизии генерала Лопухина, участвуя там в балах, приемах и прочих важных для молодого дворянина делах. А распределить этих офицеров по батальонам и ротам у полковника Макшеева то ли времени не было, то ли желания. Впрочем, такая же ерунда была в Шведскую кампанию пятнадцать лет назад. Там тоже офицеры прибыли в батальоны и роты непосредственно перед выступлением в поход.

Так же к роте были приписаны несколько нестроевых должностей. Например, ротный писарь. Чьи обязанности сейчас частично выполнял я, потому что сам писарь находился вместе с прапорщиком при штабе батальона. Цирюльник. Он же ротный лекарь. Тот самый благообразный старик, что выхаживал меня в лазарете. Цирюльник, надо же! Здесь это, оказывается, медицинская должность. В его обязанности входило все, связанное с санитарным обеспечением роты. То есть особенно ничего. Солдатики, чай, не дети малые, сами справятся. Вот заболеют — тогда будет работа у лекаря, ага. Справедливости ради, его припарки неплохо помогли моей истерзанной спине тогда. То есть именно как лекарь он весьма даже неплох. Повезло.

Еще были к роте приписаны плотник и фуриер. Штатный плотник — он был, по сути, чем-то вроде главного инженера роты. Потомственный горожанин, из купеческого сословия. Сам никогда ничего руками не делал, но при этом весьма неплохо руководил. Это я узнал на постройке учебных редутов, когда мы забабахали себе полигончик. Так-то грамотный мужик, голова варит. Да и схемы палочкой на земле может нарисовать такие, что даже совсем неграмотному солдату понятно что делать, где копать и куда втыкать бревна. Ну а фуриер — это от слова "фураж". Снабженец. По идее через него должно проходить жалование, он должен закупать провиант на роту и все такое прочее. Разумеется, наш ротный фуриер тоже находился в Риге. Вот еще радости — снабженцу в деревне глухоманской квартировать! Хотя, справедливости ради, свою работу он делал. В глаза я его не видел, однако по две повозки с мукой, крупой и солониной в роту приезжали через день. Причем все уже было оплачено, ни подпорутчик, ни старосты артелей возничим за провиант не платили ни копейки. Сам видел.