Красные камзолы

Ланков Иван

— А те бумаги ты видел и сам же писал — вставил реплику Ниронен.

Фомин почтительно кивнул и продолжил:

— Наш полк сильно постарел, Жора. Сам видел, небось.

Фомин затянулся и махнул рукой. Мартин Карлович же откинул рукой свои непослушные мокрые рыжие волосы и произнес:

— Да и то. Не пошла у графа Шувалова его задумка с учебным лагерем. Но мы с того поимели какую-никакую выгоду. Потому что у нас подсуетился некий солдат Серов и рекрут мы хоть сколько-нибудь, да получили. Затем этот же солдат Серов, напомню, устроил пробежки в своем капральстве, утреннюю гимнастику и прочие забавы. Убедил создать потешный редут для тренировок. Сам учился истово и молодых рекрут рвением своим увлек. Да и я что-то сначала

не подумал, и распространил эту гимнастику да рьяное обучение на всю роту. Мда… И что из этого вышло?

Ниронен затянулся, выпустил дым и досадно крякнул:

— А то вышло, солдат, что рота наша быстрее другой дюжины рот поднялась по учебной тревоге. И это на глазах у господина майора, что с хронометром смотрел да господину полковнику о том доложил. И так-то, может быть, отделался бы господин полковник благодарностью и спустил бы дело на тормозах, но… тут снова появился солдат Серов. И что он учудил?

Я уже ничего не понимал. Это меня так ругают или хвалят?

— Что учудил-то, Мартин Карлович?

Ниронен скривился и махнул рукой. Фомин же продолжил вместо него:

— А такую штуку учудил солдат Серов, что Тайная Канцелярия про нас узнала и прислала бумагу на имя полковника, в которой высказала свое удовольствие нами. Понимаешь?

Я растеряно потряс головой.

Ниронен почти речитативом, постукивая ладонью по столу, проговорил:

— Гранодерские роты из каждого батальона забрали на формирование отдельных гранодерских полков. Лучших солдат и офицеров, что были в шуваловских учебных лагерях или на излечении в тылу — граф Шувалов забрал к себе. Скорее всего, по осени он объявит матушке-императрице о каком-нибудь своем очередном прожекте. И этот прожект, разумеется, радостно одобрят. То есть не дождемся мы ни новых рекрут, ни излечившихся что от полка отстали. Да и гранодер нам не вернут. А это что значит? Это значит, что охранением, патрулем, головной колонной, арьегардом, боковым охранением и прочая и прочая, чем ранее занимались гранодеры — теперь будут заниматься роты. А так как брать по чуть-чуть от каждой роты господин полковник у нас не пожелает — к чему ему лишняя путаница? Значит, заниматься этим будет лучшая рота полка. Вместо убывшей гранодерской роты. А кто у нас лучшая рота полка, да еще с похвалой от другого, не армейского ведомства?

Вопрос был мне, и я ответил очевидное:

— Мы.

— Верно, Жора. Мы. Так вышло, что на бумаге наша рота лучшая в полку. Потому что остальные ротные оказались умнее меня и вовремя смогли притвориться дураками. А у нас нашелся один шибко умный солдат, который… ну ты понял, да?

Это он что, про меня? Да еще как-то мрачно так все рисует…

Мартин Карлович тем временем продолжил.

— Вдоль Двины сейчас стоит без малого двенадцать полков. Войну в мае отменили, и все приготовленное по весне к войне — магазины там, стада и прочая — вывозят. И вывозят вникуда. Не в распоряжение армии, а в распоряжение Конференции. Не бери в голову, это такое совсем высокое начальство, перед которым наши рижские генералы как мальчики на побегушках. И армии с тех магазинов — шиш с маслом. Но! Если бы войну и правда отменили — все полки бы еще летом ушли бы в свои города. А они медленно так, неспешно отходят вниз по течению Двины. И, скорее всего, на зимние квартиры встанут где-нибудь в Лифляндии. Где к зимовке ничего не готово.

— Почему не готово? — спросил я.

— А кто будет готовить? К зиме, братец, армию готовит солдат. И готовятся к зиме солдаты летом. А это лето, как ты мог заметить, солдаты провели не там, где будут зимовать. И зимовать они будут не там, где зимовали в прошлую зиму. То есть ничего готового нету, и заготовок тоже шиш. Но это еще полбеды. — Ниронен прервался и начал заново набивать трубку. Мысль его подхватил Фомин.

— Но то дела полка и батальона. У нас же дела еще веселее. Если другие могут спохватиться и начать готовиться к зимовке — то мы вместо подготовки будем все время патрулировать и выполнять иные парадные функции. То есть некому у нас будет зимовьем заниматься.

— А купить? Ну там, провиант, дрова…

Ниронен грустно усмехнулся.

— Купить, говоришь. На какие? Роте на зиму нужно никак не меньше восьмисот рублев серебром. А с жалованьем будут перебои. Потому как полковник наш, Максим Михайлович, сейчас пороги в штабе дивизии обивает и всячески пытается уговорить генерала Лопухина его со службы отпустить. И будь уверен, он своего добьется. Только вот пока добиваться будет — вникуда пропадет большая часть полковой казны. Оно как-то при смене командира полка всегда так случается. Как командир сменился — так солдаты пару месяцев постятся. А вместо Максима Михайловича назначат какого-нибудь немца, это уж как пить дать. Потому что наши владетельные бояре будут всячески открещиваться от должности командира полка. А немцу-то что что? Он сюда деньги зарабатывать приедет, а не о зимовке нижних чинов размышлять.

Мартин Карлович хлебнул кваса, утер пену с рыжих усов и закончил:

— Вот такая рисуется картина. Мы будем всю осень на побегушках, в парадных маршах в патрулях. При этом бегать будете в основном вы, молодые. Потому как старики попросту по здоровью не потянут. Теперь понимаешь, почему я эту беседу именно с тобой веду?

Я растерянно покачал головой. Не, и правда, я-то тут чего? Я ж молодой, салага или как это тут называют…

— Вот тебе забота, Жора. Смекай, думай, ищи возможности. Восемьсот рублев серебром или едой да дровами. Разбойничать — никак нельзя, мы на примете у Тайной Канцелярии. Сами не отбрешемся, да и майор нас не прикроет. А вот ежели наоборот… В нашей роте, к слову, шестеро капралов из ландмилиции. Которые много лет разбойников ловили. И тот же капрал Иванов не последний из тех ландмилиционеров был. Я про него много слышал, много он лихого люда поймал. Смекаешь? Поймать разбойников — вполне допустимо для армейского патруля. Тем более тут дело ему знакомое. Что граница со свеями, что граница с пруссаками — лихой люд приграничный везде одинаковый. Это первое.

Мартин Карлович ненадолго прервался и пыхнул пару раз трубкой. Пустил к потолку плотное кольцо дыма и продолжил:

— Второе, значит. Ты вроде как башковитый. Грамоту разумеешь, языкам заморским обучен. Сообрази что-нибудь по этой части. Или родителю своему напиши, или иным каким образом шефа найди если не всему нашему полку — так хотя бы нашей роте. Так и так зима будет тяжелой для всей армии, но хоть бы нашу роту весенний мор стороной обошел.

— Так это… я ж рекрут первого года службы, кто меня слушать будет?

Фомин усмехнулся:

— Раньше надо было дураком прикидываться, Жора. Теперь поздно уже. Думай, решай, ищи возможности. И для себя, и для всей роты. Крестного своего подключай, он тоже мужик непростой. Придумай, как нам без разбоя и мародерства до весны дожить.

Мда, задачка. Ну ладно, раз уж они сказали "без чинов" и разговор идет в бане, то спрошу напрямик одну мысль, на которую навел меня Семен Петрович:

— Насколько я понимаю, такая деятельность — это по профилю так называемого "обсчества". Не получится так, что я их работу делаю? Не перебегу ли где дорожку по незнанию?

Порутчик переглянулся с ундером.

— Не получится. В этом случае они нам не помощники. "Общество" хочет лежать на печи да жевать калачи. А мы с тобой, Жора, хотим побольше двигаться и нигде особо не задерживаться. Потому как под лежачий камень, ну ты сам понимаешь.

— А если я не смогу? — спросил я.

Все показное добродушие враз слетело с лица порутчика Ниронена. Он в упор посмотрел на меня своими холодными синими глазами.

— Ну ведь пинать ногами пленного дворянина смог же. А тут дело куда как проще. Всего-то восемьсот рублей серебром.