Красные камзолы
Шрифт:
— Ну слава тебе, Господи! Живой! — раздался голос Семена Петровича Я ж тебе говорил — он крепкий парень! А ты все причитаешь — насмерть зашиб, насмерть зашиб! — ответил ему Ефим вроде и насмешливо, но с явным облегчением в голосе.
Я поднял голову. Вокруг меня столпились все участники ночных посиделок. У Степана Петровича и старика-латыша в руках были объемистые деревянные ведра. Ну а я сидел весь мокрый в грязной луже. Мда.
— Скотина ты, крестный, все-таки! Встать помоги, что ли! — и протянул ему руку.
Ефим рассмеялся, схватил меня за предплечье, рывком поднял на ноги и обнял за плечи своими перекачанными медвежьими
— Живой! Ну вот! А эти все пужали — не дышит, мол!
От Ефима заметно разило перегаром и чесноком, но голос был уже трезвый. Кажется, они тут и правда перепугались.
— Крестный, я, вообще-то, к тебе по другому вопросу. — и попытался отстранится.
— Да? — удивленно спросил Ефим. — А я подумал, что все по той истории. Я ж места себе не находил. А ты, зараза, со мной даже ни словом не обмолвился, даже когда в свите порутчика к нам в деревню забегал. Сколько там, раз пять за неделю? И кто еще скотина после этого?
Ну да, было дело. Только мне ж не до того было, я ж не просто гулял. Мне же надо было записывать, считать и вообще…
Семен Петрович поднял с земли мою треуголку, наскоро отряхнул и подал мне.
— Волнуется за тебя крестный. Я тебе о том еще в лазарете сказывал. Переживает! — и так наставительно покачал своим заскорузлым указательным пальцем.
Я рассмеялся:
— Ага, и зашиб до смерти!
— Так уж и до смерти! Да тебя оглоблей не перешибешь! Вон, даже отметины никакой не осталось!
Я ощупал левую часть лица. Странно. В электричке вроде было впечатление что все плохо, а сейчас нормально щека чувствует. Ничего не болит, и даже не опухло. Надо же! Неужели даже синяка не будет?
— А вот у меня, кажется, к утру глаз заплывет, как пить дать! — рассмеялся Ефим.
Удивительное дело. Вроде бы у нас тут только что нечто вроде драки было, а вот уже обнимаемся, смеемся, шутки шутим. Гнев и приступы испепеляющей ненависти, которые накатывали на меня все эти две с гаком недели после порки будто испарились. Нет, в мое время такого бы не поняли. У нас там прям как священное писание читали — мол, насилие нельзя, драться нельзя, все можно решить словами, ай-яй. А тут бац! С копыт долой, а потом все болтают как ни в чем не бывало!
Хотя это у меня, скорее всего, отходняк с адреналина. А крестный все-таки злыдень!
Через несколько минут на тлеющий костер водрузили треногу с чугунком, хозяин-латыш сообразил на стол немудрящие закуски из хлеба, лука и еще каких-то овощей. Мне насыпали в деревянную миску каши и силком заставили поужинать, хоть я говорил что не особо голоден. От водки я отказался. Ну ее. А то мало ли.
Ну а пока то да се, я быстро ввел Ефима в курс дела. Мол, так и так. Завтра с утра целое капральство шестаками или дюжинами — по обстоятельствам — выходит по тракту в сторону Риги. Задача — посмотреть дорогу, наметить места стоянок и так далее. Генерал Лопухин планирует устроить смотр всей дивизии, потому собирает свои полки в один лагерь. После чего надо будет выдвигаться на север, прочь от границы. А мы, соответственно, всей ротой должны пройти ножками да посмотреть глазками весь маршрут следования. Так-то вроде тут идти всего ничего, полтора десятка верст, а все равно. Порядок есть порядок.
Вот тебе, Ефим, цыдулька с приказом от порутчика Ниронена.
Цыдулка — это здесь так именуют небольшие записки, свернутые в маленький рулончик. Собственно, в такой форме здесь отдают письменные приказы в масштабах батальона в тех случаях, когда он требуется. На выход с квартир в поле — да, приказ офицера требуется. Ну вот Ниронен и написал мне три таких цыдулки — по одному на каждое капральство, квартирующее в этой деревне. И заверил их малой печатью с изображением герба полка.
— Времени на все про все — пара дней от силы. Пройдет Нарвский полк, потом Азовский полк, потом мы.
Когда я закончил с ужином — мужики начали сворачивать посиделки. Убрали стол, пустые бутылки, да и стали потихоньку расходиться кто куда.
— И еще, крестный. Тут такое дело… Я пока писарчуком при господине порутчике состоял — бумаги всякие читал. Там про всякие происшествия в полосе движения полков и так далее. Ну и сведения интересные вычитал.
Ефим заинтересованно поднял бровь.
— Ты давай поближе к делу. Будем считать, что оправдания своей очередной идее ты придумал.
Ну да. Если коротко…
— Ну, в общем, где-то тут бандиты свирепствуют. Говорят — будто наемники шведские, которых уволили в мае — так вот потихоньку-помаленьку двигаются к себе в Швецию, на север, значит. Ну и по пути прибирают к рукам все что плохо лежит. Ну, вроде как слухи такие. Ты бы не мог там как-то… Ну, это… Вроде ваша ланд-милиция как раз по таким вопросам работала? Опыту у тебя есть…
Ефим встал с небольшого чурбачка, на котором сидел у костра и ответил:
— Спать иди. Завтра с утра подниматься рано.
— Так а…
Ефим изогнул бровь:
— Споришь с капралом, Жора? Недельку почистил сапоги начальнику и теперь сам начальником себя считаешь?
И правда, что-то меня как-то сразу спать захотелось…
Глава 13
Погода не задалась. С самого утра было пасмурно и временами моросил мелкий неприятный дождик.
Вообще-то идти прямо по дороге, занятой другим полком была не самая лучшая идея. Ощущение были… как бы так объяснить. Со мной что-то подобное было в те времена, когда мы всей нашей футбольной командой ездили на выезды. И если где-нибудь во Пскове или Краснодаре к питерским командам относились достаточно дружелюбно, как к экзотике, то выезд в Гатчину, Красное Село или Купчино для нас превращался в целое приключение. Конечно, можно было ездить на выезда в обычной цивильной одежде, спрятав тренировочный костюм с цветами клуба глубоко в недра сумки. Или вообще попросить родителей довезти до стадиона на машине. Но нам казалось такое поведение недостойным. Как говорилось у нас в раздевалке — "не по-пацански". Потому прелестей прорыва к стадиону от метро или станции электрички через враждебную территорию я в свое время хлебнул сполна. Особенно в том сезоне, когда мы осенью играли стыковые матчи с "Невским фронтом", и об этом событии знали все пацаны и их Фрунзенского района, и нашего Выборгского.
В общем, напряжение повисло в воздухе с того самого момента, как мы вышли на Рижский тракт. Потому что они были Нарвский полк, а мы на сумках носили бляхи с гербом Кексгольмского. Они были усталые и грязные от бесконечного выталкивания завязших телег. — а мы в чистых мундирах и с начищенными до блеска башмаками. Да-да, я сделал по рецепту Федьки Синельникова сапожной ваксы и мы начистили наши солдатские башмаки. А еще я по методике того же Федьки приготовил полировальную пасту из кирпичной муки и ею мы надраили все пряжки, бляхи и пуговицы.