Красные камзолы
Шрифт:
— Ларме гоше!
— Пали!
Во, а это уже солидный, взрослый, слитный "быдыщь" армейских мушкетов.
— Шомпол! Прибей!
На счет "одиннадцать", уже возвращая шомпол в свое место под стволом, мы двигаемся вперед, проходя сквозь линию сашкиной тройки. Краем уха слышу сашкино "вынь патрон!", оно же "делай три!"
— Товсь!
Запах сгоревшего пороха бьет в нос. Проходим еще два шага, одновременно вскидывая приклад мушкета к плечу. Внутренний голос горланит "снова-снова убежал, все равно ты не попал!"
Глаз выхватывает картину: мужчина со шпагой спиной закрыл дверцу кареты, полусидя на ступеньке, шпагу
Перед ним никого нет. Один из синих кафтанов на четвереньках улепетывает вверх по склону. Того, что был с пистолетом у дерева тоже нигде не видно, на дереве у которого он стоял ясно светлеет пятно, где мушкетная пуля содрала кусок коры. Двое у дальнего куста стреляют из положения лежа. Судя по клубу дыма перед одним — стреляют в нас. Вижу как второй смотрит прямо мне в глаза и тянет спускает курок своего мушкета. До него метров двадцать. Это, считай, КамАЗ с прицепом между нами поставить можно. А кажется, будто он стреляет практически в упор. И вот прямо сейчас меня убьет. Насмерть убьет! Командую:
— Облако дыма целься!
Второй мушкет разбойников выстрелил, явив то самое облако дыма, которое я заявил целью. Мы башня линкора "Бисмарк"! Пали!
Сашкина тройка выходит вперед. С удивлением замечаю, что речевой аппарат у меня включен и рот сам произносит "открой полку! Вынь патрон!". А руки на автопилоте сыплют порох на полку, переворачивают мушкет, закидывают патрон в ствол, тянутся к шомполу… Внутренний голос внезапно заткнулся и в голове образовалась удивительная тишина. Я ли это вообще?
Где-то у брода грохнул еще один выстрел. Ружейный, но не наш. Наши австрийские мушкеты не с таким звуком бьют. Ба-бах! Ага, вот это наши бьют. И еще. Три выстрела у брода, два из них со звуком наших мушкетов.
— Прибей! — говорят мои губы — В ложу!
Руки сами засовывают шомпол на место. Сашкина тройка не стреляла. Стоят, примкнув мушкеты к плечу и что-то выцеливают. Взяв ружья наизготовку, выдвигаемся тройкой в первую линию. Вижу тех двоих у дерева. Один сидит, прислонившись спиной к дереву, другой стоит на коленях, руки подняты вверх и таращится на меня ошалелым взглядом. Мужчина у кареты все так же сидит на ступеньке, шпага прислонена к ноге, а сам он деловито шурует коротким шомполом в пистолетном стволе. И откуда только у него пистолет взялся? А если был пистолет — чего он за шпагу хватался? Тишину в голове нарушает робкое хрипение внутреннего голоса "я веселый таракан, я бегу-бегу-бегу". Вижу краем глаза движение справа.
— Право верх цельсь! — кричу, одновременно припадая на правое колено, заношу вбок правую ногу и поворачивая ружье направо. Степан и Никита повторяют мой маневр. Над головой вижу штык. Краем глаза отмечаю, что сашкина тройка встала у нас за спинами вторым рядом.
Там, впереди, между деревьями виден мужик в синем кафтане, несется к нам со шпагой в руке. Метров десять, вряд ли больше. Быстро бежит, ишь ты.
— Пли!
Попали? Ни черта не видно! К черту стрельбу, пойдем в клинч!
Командую:
— В штыки, вперед!
Вскакиваю и бегу, держа мушкет наперевес. Краем сознания отмечаю, что вперед бежит только моя тройка, а сашкина остается сзади, на перезарядке. Не, ну это правильно, конечно. Только в следующий раз надо будет как-то договориться, когда по тройкам работаем, а когда надо и всем вместе.
Мужик в синем лежит на спине, руки задрал вверх, в глазах ужас. Рукоять его шпаги лежит у дерева. Лезвия нигде не видно. Может, во мху где-то? То, что шпага сломалась — это хорошо. Клинок нам пригодится, Ефим просил такие ему приносить, на ножи распускать. Быстро оглядываю поле боя. Так, у кареты все спокойно. Кучер держит передних лошадей, сашкина тройка ощетинилась штыками во все стороны. У второй повозки — которая бричка — тоже все нормально. Тип с внешностью Пьера Безухова так же стоит у лошадей и держит их, тучная женщина тихо скулит, с силой прижимая к своему рту ладони. Малец встал в бричке в полный рост с суровым выражением на детской мордашке, отважно закрывая своей спиной колени женщины.
Смотрю на двоих, которые были у кочки. Один лежит лицом вниз. Ему сзади связывает руки кушаком Сила Серафимович. Откуда он взялся? Второй сидит, привалившись спиной к дереву и держится за плечо и рычит сквозь сжатые зубы. Рядом стоит капрал Годарев и смотрит куда-то в сторону брода.
Вот, собственно, и весь бой.
Кручу головой, пытаясь понять что делать дальше.
Из глубины леса идет капрал Смирнов с напарником и тащат импровизированной волокуше из двух жердин тело. В красном камзоле. Кто?
Ефима нигде не видно.
Так же тройкой возвращаемся к карете. Я иду впереди, с ружьем наперевес, Степан и Никита ведут пленного, заломав ему руки и нагнув головой к земле. Вот черти, а когда они успели ремни на мушкеты нацепить? Опять какой-то провал в памяти!
Героический защитник кареты в белой сорочке, который все так же и стоял с пистолетом наизготовку обращается ко мне:
— Слава Богу, воврмя вы подоспели! Как тебя зовут, братец?
А меня озноб по коже пробил. А как, собственно, меня зовут? Я веселый таракан? "Я бегу, бегу, бегу" — с готовностью отозвался внутренний голос. А мушкет уже вскинут "на караул" к правому плечу, рот же сам, не спросив моего разрешения издает какие-то звуки. С удивлением слышу:
— Патрульная группа Кексгольмского пехотного полка, честь имею!
По хорошему надо бы еще каблуками щелкнуть, но под ногами влажный грунт и мох. Ну его.
Из леса по ту сторону от боя робко крадется бородатый мужичонка в серой мятой рубахе. Делаю движение в его сторону, но мужчина с лицом Пьера Безухова делает успокаивающий жест.
— Это свои. Это Васька, паскудник, кучер мой. Удрал, да? А ну-ка иди сюда, уши тебе оторву!
Понятно.
Из кареты — а я уже стою рядом с ней — раздается женский голос.
— Кексгольмцы? Я верно услышала? Счастье-то какое! Кексгольмцы, родненькие вы мои!
Женщина? Ага, а вот и она. Мужчина в белой сорочке подает ей руку, помогая сойти со ступенек кареты.
— Как же здорово, что это именно вы! Брат будет особенно этому рад! Я всегда знала, что мой брат — отличный учитель! Вон каких орлов выпестовал! Какие же вы молодцы, солдатики!
Смирнов с напарником дотащили волокушу и я увидел кто там. Уф, не Ефим. От сердца отлегло. На волокуше лежал тот кожевенник из Кексгольма, чье имя я так и не узнал, а спросить стеснялся. Ведь по идее мы уже полгода как были знакомы. Как-то неприлично будет сказать что я не знаю как его зовут. Обидится же. Ведь он тогда со своей английской бритвой спас нас от пыток цирюльней…