Кремлевский Папа

1

Осенним днём среди вокзальной суеты была замечена странная женщина. Она не походила на попрошайку или бездомную, каких движением страшных лет немало было выброшено за борт нормальной жизни. Странность состояла даже не в её лохмотьях и привлекательных чертах лица, а в том, с

каким гордым видом и достоинством несла она эти лохмотья. Будто её изящество и красота на время были прикрыты нуждою. В осанке и поведении странницы угадывались достоинство

и

На вид страннице можно было дать лет тридцать восемь – сорок. Усталое,

бледное лицо, худые плечи, угасший вид. Она не знала, куда приткнуться в в

окзальной сутолоке и везде, где останавливалась, чувствовала себя виноватой.

В зале ожидания, где всегда полно народу, было неуютно и по-казенному грустно. Массивные скамьи, изрезанные похабщиной, всегда заняты, пол посыпан опилками, завален сумками, корзинами и

тюками.

Народ пробавлялс

я тем,

что предлагала скудная жизнь, довольствовался малым. Услышав очередной хрип-объявление в громкоговорителе, вокзальный люд хватал котомки и бросался к выходу. Свободные места занимали новые пассажиры, а

через пару часов остолбенело и по неизменной привычке броситься к поездам – навстречу неизвестной жизни. И

так ежесуточно, ежегодно. Людское движение, кем-то запущенное, не замирало в самые черные дни: народ заботился

, колготился, чтобы выжить.

За

этой вокзальной суетой с высокого пьедестала в зале ожидания смотрел Феликс, стоявший в длинной шинели из бронзы и таком же картузе. Рыцарь революции! О

н никому не мешал, но напоминал о суровой строгости сталинских законов. С ним народ

обвык, притерся и уже, как будто, не замечал. Только вновь приезжих он подавлял массивностью и пристальным взглядом. Иной старик с

полупустой котомкой подходил ближе полюбопытствовать и крестился, вернее, открещивался, размышляя вслух:

«Это сколько же металла вылито, истрачено! М

ать честная! П

ри нашей-то голопузости. И ведь исхитрились, окаянные, д

аже глаза, а в глазах зрачки вылить!» Как раз железным взглядом и поражал всех Феликс. Пассажиры

постепенно уживались с бронзовым соседом, признавали в нём неизбежный гнёт революции, иногда подбирались ближе и снизу

вверх всматривались в строгое выражение лица, пытаясь понять смысл строгости и то, зачем, за какой надобностью вздыбили его в зале ожидания.

гнетущие мысли.

Внизу, у самого пьедестала, и облюбовала себе местечко странница. Между стеной и возвышением было пол-аршина свободного места – от глаз чужих подальше и себе хорошо. П

о ночам странница в этом укрытии отдыхала, укладываясь прямо на кафельном полу. А голову прислоняла к рыцарю р

еволюции, да так аккуратненько присоседивалась, что никто её со стороны и не видел, и не тревожил сон. А утром она старалась освободить рыцаря от своего присутствия.

Уходила в город, что-то искала, высматривала, а к ночи снова забиралась в укромный уголок, под защиту Феликса Эдмундовича. Так жизнь и коротала,

не доставляя никому забот.

Однажды тайничок опустел. По-прежнему смотрел строго на вокзальных людей бронзовый рыцарь, словно подозревал кого-то или хотел спросить, куда делась постоялица. Вторую

ночь не ночевала…

А странница оказалась в еще более надежном месте – в вокзальном подвале, где размещалась милиция и были устроены камеры предварительного заключения. Камер всего четыре. Чья-то властная рука оборудовала

их коваными решетками и массивными задвижками, с

тройной надежностью, чтобы никто не мог и подумать о побеге.

Стены были окрашены в ядовито – зелёный цвет. Их с беспощадной жестокостью пожирал грибок до красных опалин кирпича. С потолка тускло скалилась лампочка, подернутая паутиной.

Странницу ввели в пыточную. Допрос вел старшина по фамилии

Здоровилов с землистым цветом лица и с исподлобным взглядом, подгребавший

к выслуге лет. По правую руку от него, за шатким столиком, сидела напыщенная женщина в милицейской форме с погонами сержанта. Служитель порядка пытался разговорить странницу, повернуть к откровенности:

– Ваша фамилия, имя, отчество?

– Не помню.

– Я вас в который раз спрашиваю: фамилия

и место проживания?

– У меня с памятью что-то…

– Но имя своё и фамилию вспомните, пожалуйста! Мы хотим знать, что за гражданка у нас появилась, обитает за памятником. Может, в помощи какой нуждается…

Странница продолжала молчать.

– Откуда вы возвращаетесь и к кому приехали?

– Не знаю, не помню.