Крепость
Шрифт:
Никто не знает, сколько лодок было найдено с помощью таких вот масляных пятен и затем уничтожено глубинными бомбами.
Правда, лодка типа VII–C является удачно сконструированной, чудесной лодкой. Балластные цистерны 1 и 5 располагаются, например, вне прочного корпуса. Это было бы не так плохо само по себе, но их расположение делает необходимыми проведение этих чертовых вводов и уплотнительных втулок в прочном корпусе — а именно систем рычагов, которыми обслуживаются клапаны вентиляции. Чтобы уплотнить эти вводы, необходимы фланцы. И конечно изогнутый против наружного давления фланец, без всякого сомнения, гораздо хуже стали.
Внезапно вижу и ощущаю как наяву, хотя и пытаюсь запретить себе это, словно внезапную зубную боль, стрелы воды толщиной в руку, пронзающие подлодку через треснувшие фланцы — здесь, там, всюду — и даже на противоположной стороне бьющие насквозь, словно взрывы.
Командир отдает команду рулевым. Затем приказывает опуститься глубже. Еще один приказ рулевым.
Доклад от акустика! Командир закусывает верхнюю губу. Вообще принял ли он сообщение?
— Лодка идет курсом 260 градусов! — поступает доклад рулевого.
— Разрешите вопрос: откачивать? — шепчет вахтенный.
— Сразу со следующими бомбами, — также шепотом отвечает командир.
Слава богу: Он отреагировал.
Централмаат занимает свою позицию. Почти одновременно с новыми взрывами он приказывает включить главную помпу. Она работает и работает, так как треск, грохот и бурное шипение вовсе не хотят прекращаться на этот раз.
— Откачка, — шипит инженер, когда шум, наконец, слабеет.
От командира не поступает новых приказов. Итак, старый курс, старая скорость хода. У нас снова появился шанс соскочить с крючка. Шанс всего в нескольких коротких минутах, в которые наши противники покидают это место, так как их собственные машины и винты создают слишком много шума — то есть, между началом их движения и сбросом бомб.
Но почему командир не хватается за этот шанс?
У меня такое впечатление, что он может сделать себе из сообщений акустика так же мало представления об общей картине боя, как и я.
Те, наверху, не выпускают нас из клещей. Они держат палец на спусковом крючке, желая получить Крест Виктории. Наконец-то они заполучили своего заклятого врага, и теперь хотят заплатить по счету — раз и навсегда.
Над головой кружит, падая белыми снежинками, краска. Надо бы оштрафовать верфь за некачественные покрасочные работы. Все же братишки должны были использовать краску получше! Здесь она, однозначно, слишком непрочная. Она должна быть не просто прочной, а бомбопрочной. Вероятно, на борту у нас сейчас находится тот, кто был ответственным за внутреннюю покраску лодки. Он должен был лично осмотреть центральный пост…
Опять взрывы двух бомб и еще больше осыпающейся на голову краски.
Всматриваюсь в группу из четырех человек, в составе которой командир с вахтенным, первый и второй помощники: «Рыцари глубины». Они, эта величественная, оттененная задним фоном группа стоят как пришибленные: с поникшим видом, с безвольно повисшими руками. Рыцари печального образа! С таким грустным, скорбным выражением словно их вот-вот зажарят, как мои любимые французские тосты.…
Кстати, а что нужно для их приготовления? Хочу прогнать прочь мысли о рецепте приготовления гренков, но внутренний голос возражает: Размышляй так! Мысли будут делом заняты! Ладно, сдаюсь я: Прежде всего, нужно молоко. В молоке размочить ломтики черствых булочек. Еще нужны яйца. Во взбитые яйца окунуть каждый смоченный в молоке ломтик. Затем растопить на сковороде кусочек сливочного масла так, пока оно не зашипит, и обжарить размоченные ломтики до золотисто-коричневого цвета. Корицу смешать с сахаром. Ах да, корица! Интересно, а когда в последний раз я вдыхал аромат корицы? Точно! Когда к рождеству выпекали печенье с корицей в детском саду: печенье в виде звездочек и полумесяцев. Полумесяцы были моим коньком. Чтобы их вырезать из тонко раскатанного теста, надо было взять два стакана различного диаметра для вырезания и тогда дела шли как по маслу…
Чей-то сапог стукает по плитам настила. Стук привлекает к себе взгляды. Это вахтенный центрального поста.
— Черт тебя подери! — ругается командир.
Все тут же замирают снова как памятники. Молчок, губы на крючок! Тише воды, ниже травы! Голову слегка вжать в плечи, немного пригнуться, ноги чуть согнуть в коленях. Но прежде всего, напрячь ягодицы, задницу сжать как тисками. Так, чтобы задницей грецкие орехи колоть можно было бы.
Бернингер как-то рассказывал об одной проститутке, которая ему, якобы, такое продемонстрировала — в канун рождества расколола ему таким способом фунт орехов. «Она проделала это даже с позолоченными грецкими орехами! Вот что значит тренировка!» — настаивал Бернингер.
Три взрыва подряд с сильным отголоском. Когда шум стихает, помпы немедленно отключаются. Лейтенант-инженер достоин похвалы. Он досконально знает свое дело. Он так быстро переключает передачи, как будто делал это всю жизнь.
Лицо вахтенного инженера четко видно за колонной перископа: глаза, глубоко запавшие в глазницы. Жемчужины пота на висках, две пряди волос свисают до переносицы, лоб в поперечных складках, рот одно темное отверстие, в которое втиснуты бескровные губы… Совсем как в кино: хорошая режиссура, первоклассная маска. Лейтенант-инженер, герой моря, какого публика УФА не могла бы желать себе лучше!
Снова резкий троекратный щелчок, затем шум и глухие отзвуки. Бомбы для “устрашения” или для “самоуспокоения”? Конечно, это они! Иначе что?
А это еще что такое? Шум, который я слышу теперь через стальную стену, понимаю с трудом: У меня слишком небольшой опыт в расшифровывании фрагментов шума такого уровня. Командир, кажется, тоже слышит впервые такие шумы. Он прислоняется, фуражка на затылке, к колонне перископа и пристально смотрит вниз перед собой. Очевидно, он знает какой вид производит, и ведет себя соответственно: Еще один актер киностудии УФА.
А как далеко мы уже ушли от мыса Pointe de Saint-Mathieu? Дальше, чем от того места, когда я видел маяк, мы, конечно, еще не отошли…
Маяк Saint-Mathieu был бы прекрасной точкой пеленга для оберштурмана. Но мы крадемся в глубине совершенно слепые. Не имея ни малейшего представления, где мы точно находимся. Игра в жмурки! Хорошо еще, что компас работает. Но куда нас затянуло течение и длительные бомбежки за это время, компас нам не подскажет…
К счастью нам больше не приходиться бояться минных полей. В этом районе уже слишком глубоко для якорных мин. И для электромин тоже. Мы делаем прогресс, при всем при том…
Тишина. Почему ничего больше не происходит? Рулевые сидят перед своими кнопками и рычагами, инжмех снова стоит за ними и не отводит взгляда от манометров. Командир прислонился к колонне перископа: каждый на своем месте.
Больше никаких импульсов шумопеленгатора? Почему эти скоты там наверху не двигаются? Ведь они должны были бы услышать нас даже невооруженным ухом… И к тому же, они, конечно, еще имеют наш сигнал на своих устройствах. Могли бы ударить наверняка! Что за чушь!
Мой вопросительный взгляд встречается с таким же у первого помощника. Он слегка приподнимает плечи и отводит взгляд.