Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
Шрифт:
– Товарищ подполковник, боевая задача по уничтожению переправы выполнена, – доложил он глухо и безрадостно; поперхнулся, сглотнул тугой комок и продолжил: – Экипаж лейтенанта Вдовенко погиб. Погиб геройски: над целью самолет был подбит и загорелся. Летчик направил его в переправу.
– И никто не выпрыгнул? – спросил кто-то сзади.
– Мы не видели, – ответил за весь экипаж Арканов.
– Я как раз был на внешней связи и слышал, как Вдовенко передал: «Идем на таран переправы!» – дополнил рассказ капитан Зароконян.
– А Колесников? – спросил Меньшиков у Арканова о втором не вернувшемся экипаже.
– Сел на вынужденную. Подбили. Недотянул километров пятьдесят…
Вечером за ужином выпили фронтовые сто граммов в память о геройски погибших. Меньшиков распорядился:
– Всем на отдых. Подъем в три ноль-ноль… Туманов, вы тоже летите. На моем самолете.
Утро принесло нерадостное известие: фашистам удалось в районе Воронежа захватить небольшой плацдарм на левом берегу Дона. Крупные их силы сосредоточены между Доном и Северским Донцом. Полк получил боевую задачу нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Белгород, где разведка обнаружила большое скопление эшелонов с боевой техникой и живой силой.
Экипаж Туманова сидел в самолете, одетый во все меховое, – полет предстоял на большой высоте, – и Серебряный честил почем зря снабженцев, на складе у которых ничего не нашлось для него по росту: комбинезон болтался на нем как на вешалке; унты, несмотря на то что он намотал на ноги поверх портянок по полотенцу, елозили по голеням и никак не хотели держаться. Пока шли с построения к самолету, Ваня трижды садился переобуваться. Александр посоветовал ему пристегнуть унты к поясу – для этого имелись специальные лямки, – штурман послушался, и идти ему действительно стало легче, но теперь, сидя в кабине, он снова чертыхался: мешали лямки.
– Теперь ты можешь их отстегнуть, – подсказал Александр.
– А если прыгать придется? Унты слетят в два счета…
– Сорок пятый, на связь! – прервал их пикировку голос командира полка.
– Сорок пятый слушает, – отозвался Александр.
– Готовы к выполнению задания?
– Так точно.
– Вам изменение. Пойдете под Воронеж на разведку переправы. Сфотографируете ее и, если она восстановлена, сбросите бомбы.
– Один?
– Почему один? С экипажем, – пошутил Меньшиков.
– Понял.
Хотя понять было трудно: на такую цель – одному экипажу. Но другого выхода, видно, нет…
Александр спустился на землю, чтобы дать команду технику установить фотоаппарат; вылез из кабины и Серебряный. Расстегнул комбинезон, вытер вспотевшее лицо, шею.
– Значит, на высоту не полезем?
– Как слышал. Пойдем тысячи на две, фотографировать. Сам определи, с какой высоты.
– Отлично. – Серебряный сбросил комбинезон, отдал механику. – Отнеси в каптерку. – С сожалением посмотрел на свои лохматые собачьи унты. – Жаль, сапоги не обул, теперь придется таскать вот эти волкодавы.
Александр тоже снял свой комбинезон и попросил механика:
– Принеси кожаную куртку.
– Предусмотрительный, – усмехнулся Серебряный. – В каптерке держишь. А мне урок не впрок: в Запорожье все шмотки оставил на квартире, в том числе и летное обмундирование. Теперь вот получил на три номера больше. – Он вздохнул и стал привязывать лямки к поясу брюк. – Сон я сегодня хреновый видел: будто молния в наш самолет ударила. Выбрались мы из кабины, кто за что уцепился. Только Сурдоленко оттолкнулся и за край луны схватился. Кричит: «Деньги матери перешлите, пусть не плачет, мне хорошо здесь».
– Действительно, хреновый сон, – оборвал его Александр. – И штурман ты никудышный – веришь во всякую ерунду, другим рассказываешь.
– Может, и никудышный. Только вот попомнишь – собьют нас. Луна – это к покойнику.
Александр смотрел на Ваню и не верил своим глазам – вечный балагур и бесшабашный человек вдруг сник и говорил печальным, предсмертным голосом. Неужели он в самом деле верит во всякую чепуху?
На подготовку ушло около получаса. Группа, которой предстояло бомбить Белгород, уже взлетела, и с КП торопили Туманова:
– Чего тянете? Взлетайте,
– По местам! – скомандовал Александр.
Сурдоленко вдруг замешкался и, подойдя к технику, протянул ему пачку денег:
– Отошли матери. Адрес там, – указал он взглядом на пачку.
Александра взорвало:
– Что, и ты испугался сновидений?
– Каких сновидений? – не понял сержант.
Вообще-то, когда Серебряный рассказывал сон, сержанта поблизости не было; похоже, он и вправду не слышал предсказания штурмана, и Александр сбавил тон:
– Сам пошлешь после полета.
Сурдоленко пожал плечами:
– Так вернее.
На душе у Александра стало муторно и гадко, впору хоть отказывайся от полета. Он обозвал в душе себя трусом и поторопил Сурдоленко:
– Давай в кабину. Взлетаем.
Бомбардировщик бежал долго, нудно и жалостно воя, словно не хотел отрываться от земли. А из головы не выходил сон Серебряного, просьба Сурдоленко. Говорят, люди предчувствуют надвигающуюся беду… Чепуха! Просто у Серебряного не выдержали нервы, опасность взвинтила его, родила фантасмагорию, вот он и стал мистиком. Только вчера он шутил со Вдовенко, провожая его в полет, – и вдруг того нет. Вот Ваня и скис. Надо как-то подбодрить его.
– А погодка – миллион на миллион. Фрицы и не ждут нас. Давай, Ваня, поточнее ветерок рассчитай, чтоб с первого захода, пока фрицы не очухаются, все сделать.
– Грозился заяц поймать лису, – невесело отозвался штурман. – Ты лучше с моторами поколдуй, чтоб, как у «Юнкерса», выли.
– Это сделаем, – пообещал Александр. В прошлый раз он тоже летал на командирской машине и неожиданно для себя открыл одну вещь: когда убрал обороты одного мотора, гул обоих стал неровный, с волнами завывания, как у «Юнкерса». Но это было уже на обратном пути, над нашей территорией.