Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
Шрифт:
Первым взлетел разведчик погоды, он пошел по отвлекающему маршруту, а спустя десять минут – Александр. Какой это его боевой вылет? Восьмидесятый, сотый? После гибели Риты и отца он не считал вылеты, летал и летал: на бомбежку Харьковского тракторного завода, где немцы наладили ремонт танков, на уничтожение переправ и железнодорожных мостов, скопление эшелонов на железнодорожных станциях, на воздушную разведку, на отвлечение огня ПВО противника, на освещение целей САБами и на многое другое. Он выпрашивал у Меньшикова самые сложные задания, и ни разу ему в душу не закралась тревога об опасности, будто не было ни вражеских
Александр понимал: лететь первым – не только большая ответственность, но и большая опасность. И первый, самый плотный, заградительный залп твой, и прожектора, и истребители… Правда, на его счету таких «первых» было около десятка, но в этот раз он испытывал какое-то напряжение, непонятное волнение. И штурман притих, слова не вымолвит; на земле ему сам черт не брат, а тут, видно, не до шуток. И в самом деле – надо угол сноса рассчитать, ориентировку вести, следить, чтобы не подошел вражеский истребитель.
Небо быстро темнело, и вскоре непроглядная чернота окутала самолет. Южные ночи вообще темные, а эта была какая-то особенная, будто смолой все залили – ни звезд на небе, ни огонька на земле. Александр почти не отрывал взгляда от пилотажных приборов.
Через два часа впереди показалось зарево – линия фронта. Бомбардировщик благополучно пересек ее, углубился на занятую врагом территорию и, круто развернувшись, пошел на цель, чтобы сбить с толку посты воздушного наблюдения и оповещения: пусть думают, что это свои возвращаются с задания.
На небе в облаках появились просветы – светлячками замигали одинокие звезды.
– Командир, подержи, промерчик сделаю, – заговорил наконец Ваня Серебряный. И минуты через три радостно сообщил: – Порядок, командир, ветерок ангельский, 30 км, и как раз по курсу.
Александр на секунду оторвал взгляд от приборов и увидел вдали огни взлетно-посадочной полосы. Армавирский аэродром, где их полк тоже сидел перед тем, как эвакуироваться на Каспийское побережье. Фашисты не ожидали советских бомбардировщиков. Настолько были уверены в безнаказанности, что летали, как в мирное время, с полностью освещенным стартом. Подлетев ближе, Александр различил внизу два огонька, красный и зеленый, – аэронавигационные огни самолета. Он шел по кругу. Сделал четвертый разворот, и от него в сторону старта полетели желтая, потом зеленая ракеты. В ту же секунду на земле вспыхнул прожектор.
Фашисты явно обнаглели, пренебрегая самыми элементарными мерами предосторожности. Стоило проучить их за это.
– Командир, а ведь мы вполне можем сойти за фашистов, – подсказал Ваня Серебряный. – Может, тоже включим аэронавигационные огни да снизимся, чтобы получше все рассмотреть да поточнее прицелиться?
Александр подумал: «Идея заманчивая, но если немцы определят, что это чужой самолет, по аэронавигационным огням прицеливаться им будет легче и точнее». И все же рискнуть стоило. Он, как делал и раньше, прибрал обороты одному мотору, а второму добавил – гул получился прерывистый, с завыванием, – включил бортовые огни.
– Зенитки молчат.
– Уговорили, уговорили, – ответил Александр. – Уже включил огни. Перевожу самолет на снижение. В районе четвертого разворота пустишь желтую и зеленую ракеты.
– Есть, командир. Будет сделано.
Александр вывел самолет на прямую вдоль взлетно-посадочных огней.
Стрелок пустил желтую и зеленую ракеты. Длинный луч прожектора лег вдоль ВПП, приглашая экипаж на посадку. Замысел удался.
– Так держать! – скомандовал штурман.
В отблесках луча прожектора обозначились силуэты самолетов, стартовая командная будка (все было так, как и при базировании наших самолетов), стоявшие около будки легковые автомашины. Меньшиков был прав: советские бомбардировщики прибыли в самый раз, когда фашистское командование напутствовало своих асов перед ответственным заданием.
– Десять влево!
Александр развернул машину как раз туда, где было наибольшее скопление самолетов.
– САБ! – крикнул Серебряный.
– Есть, САБ! – отозвался Агеев. И в ту же секунду аэродром осветило словно громадной люстрой. Стало светло как днем.
Александр не выдержал и взглянул за борт. Невдалеке от стартовой командной будки увидел строй летчиков: гитлеровское командование давало последние указания. «Сейчас мы внесем поправку», – подумал Александр, и в этот момент бомбардировщик облегченно взмыл: штурман сбросил бомбы внешней подвески.
Александр выключил аэронавигационные огни и с набором высоты стал разворачиваться для нового захода. «Теперь очередь фашистов, – подумал он, – зенитки дадут сейчас нам прикурить». Но, к удивлению, ни разрывов снарядов, ни лучей прожекторов не появилось. Горел лишь один, посадочный, прожектор, и к нему приближался самолет с включенными фарами. Наверное, у него кончалось горючее, и ему ничего не оставалось, как садиться, а это вызвало у зенитчиков недоумение: самолеты заходят на посадку – и вдруг над аэродромом повисает САБ, раздается взрыв. Ошибка своих или налет противника? Попробуй разберись, тем более что фашисты перелетели на этот аэродром лишь накануне.
Следовавшая за осветителем основная группа внесла ясность – аэродром заклокотал, как от вулканического извержения. Спохватились было зенитки, но специально выделенная для подавления их огня группа капитана Зароконяна быстро заставила их замолчать.
Александр уводил самолет от цели в темноту с легким сердцем и отличным настроением, и впервые за томительные дни после гибели Риты ему вспомнилась Ирина, ночь, проведенная с ней в станице Михайловке. Где она, жива ли?