Крестный отец Катманду
Шрифт:
— Вам лучше уйти. Служанка приедет, позаботится о ней. Она принимала красную таблетку, пока была с вами?
— Да.
Шофер покачал головой.
— Это снадобье на основе опиума. Самое худшее, что есть в ее коллекции. Каждый раз, когда она это принимает, впадает в транс и разговаривает со своими предками. Она теперь не с нами. Уходите. Когда действие наркотика закончится, она может повести себя совсем не любезно.
Я понял, что по какой-то причине водитель не хотел, чтобы я оставался в машине, когда появится служанка. Кивнув, я вылез из «мерседеса» и направился в сторону пробки на Сукумвит. Но,
Глава 37
В конце фильма Сукума стошнило. Он с самого начала следил за действием с пугающим напряжением и наконец запачкал пол, на котором сидел с моим ноутбуком. Пришлось доставать полотенце и ждать, пока он примет душ и переоденется во что-то из моего гардероба, хотя мои вещи были ему велики. Все это происходило будто вне времени — после сеанса Сукум передвигался еле-еле и почти ничего не говорил. Я мог бы понять возмущение, потрясение, в конце концов, но шедевр Фрэнка Чарлза подействовал на него по-другому. Я почувствовал, что Сукум понимает картину на таком глубинном уровне, куда мне нет доступа. Но он ведь не любитель кино — сомневаюсь, что он смотрел что-то серьезнее «Человека-паука».
Когда мы вышли из дома, шел дождь, и я вспомнил, что нас задел тропический ураган, который всей силой обрушился на Вьетнам. Небо было сланцево-серым, ветер с востока мотал верхушки деревьев, словно тряпичные куклы. В такси, по дороге в управление, его молчание стало меня раздражать, и я попытался заговорить о деле.
— А что с двумя другими мужьями Мой — теми, что остались в живых? Ты ими занимался, когда пытался ее прижать?
— Конечно, — проворчал Сукум.
— И что?
— Один брак продолжался четыре года, другой — шесть месяцев. Первый муж был китайцем из Гонконга, второй — американцем.
Я заметил, что он говорит больше как подозреваемый, чем как полицейский — в ответ на каждый вопрос выдает минимальное количество информации, но не стал придавать значения.
— Четыре года? Трудно представить, чтобы Мой продержалась в браке так долго.
— Она и не продержалась. Но в то время была еще молода и старалась не нарушать правил своего класса, поэтому делала вид, будто в семье у нее все в порядке. На самом деле их отношения испортились через несколько месяцев. Муж находил предлоги уезжать в Гонконг и на Тайвань и в конце концов стал появляться в Таиланде все реже, пока они официально не объявили о разводе.
— А другой, американец?
Сукум позволил себе кисло улыбнуться.
— Этот парень был не дурак. Быстро понял, что к чему. А через год взбрыкнул, вскочил в самолет и улетел в Штаты, хотя деловые связи сохранил.
— Деловые связи? — переспросил я как порядочный коп, но Сукум не смотрел мне в глаза. — Деловые связи с бывшей женой… В этом неплохо бы покопаться.
— Зачем? — Сукум отвернулся к окну. — Мы же охотимся не за ней. Мы расследуем самоубийство.
Я решил не настаивать.
— А двое других? Те, которые умерли?
— Один англичанин. Скончался от инфаркта, хотя ему не было и сорока. Другой тоже фаранг — француз. Его на Одиннадцатой сой сбил пикап. В обоих случаях Мой в стране отсутствовала, и это всех насторожило. Но
Детектив Сукум основательно и надолго замолчал, словно оказался в том месте, где без остановки крутят последний фильм Фрэнка Чарлза. Наконец я не выдержал.
— Что с тобой? Признаю, крови в конце фильма достаточно, но, Будда свидетель, ты же полицейский!
Он так долго не отвечал, что я решил: ему не удастся вытащить себя из транса. Прошло минут пять — он словно впервые услышал мой вопрос и посмотрел на улицу сквозь завесу дождя. Канализация уже не справлялась с потоками воды, и мостовая превратилась в грязную желтую реку.
— Она убила его задолго до того, как он закончил кино, — проговорил Сукум. — Лишила сил, украла душу. Поэтому он должен был умереть. Знаешь, что означает его длинная речь в начале кино? Фаранг попался в паутину и хотел казаться рассудительным и здравомыслящим.
— Мой? Откуда тебе известно?
— То же самое она проделала со мной. — Сукум обхватил голову руками. — Чем больше я работал по ее делу, тем медленнее шевелились мои мозги. Она превратила меня в зомби. Не представляешь, сколько я испортил бумаги, чтобы прижать ее за неуплату налогов, и все впустую. И в личной жизни стали происходить тысячи мелких неприятностей. Брак дал трещину, и теперь моя семейная жизнь — пустое, холодное притворство. Затем она заставила разносчицу подмешать мне в чай ЛСД. Гнусное дело, но за этим кроется гораздо большее. Десять лет одних неприятностей. С тех пор как я начал расследование, жена совсем изменилась. Счастье отвернулось от меня. Ежедневный тяжелый труд — приходится сражаться с демонами на каждом углу. Я испробовал все амулеты: кошачий глаз, оленьи рога, перекрученные камни, образы Будды. Даже вшил под кожу салику. И Будда знает, сколько «корзин монахов» принес в дар монастырям.
Его страх перед Мой был настолько осязаем, что я дотронулся до его руки. Сукум повернулся ко мне: глаза — прозрачные лужицы паранойи.
— Слушай, может, ты с самого начала был прав. Это дело целиком и полностью твое. Забери его. Как только представится случай, попрошу старика официально переписать его на тебя. Пусть все знают, что раскрыл его ты, а не я. — Его глаза немного сузились, но, поборов чувство вины, он добавил: — Извини.
Я продолжал на него смотреть, и Сукум сказал:
— Неужели до сих пор не понял? Ты потерял контроль над расследованием в тот момент, когда посетил ее дом. Ты и представить не можешь, насколько она могущественна. — Он немного помолчал. — Конечно, как полицейский никому другому я этого сказать не могу. Меня тут же вышибут по причине душевного расстройства. Или прикончат. Тебе говорю, потому что ты уже попал в ее ловушку. — Сукум запнулся. — Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
Я понятия не имел, что он имел в виду. Расследование закончено. Самоубийство есть самоубийство. Я еще больше пришел в недоумение, когда в тот же день к моему столу подошел Лек с необычным выражением на лице. Он сделал вид, будто изучает экран монитора, затем что-то уронил на стол. Это было похоже на скрученный в шарик кусочек бумаги. Наши глаза встретились, и он пожал плечами. В нависшей атмосфере таинственности я прошептал: