Крестовый поход
Шрифт:
— Мы тебе не братья, — выкрикнул сзади рыцарь-тевтонец. — Ты не считал нас братьями, когда свергал с трона короля Гуго, чтобы посадить на него своего кузена Карла Анжуйского, из-за чего в городе вспыхнули беспорядки. Ты делал это только ради интересов Темпла. Ваши великие магистры всегда стремились верховодить в этом королевстве! Начинали войны, дабы наполнить золотом свои сундуки! Почему мы должны слушать тебя сейчас?
Эти слова вызвали такой шквал поддержки, что Гийом стоял, не в силах произнести ни слова.
Уилл
— Вы все глупцы! Я был в Каире, видел ненависть в глазах мусульман. Если вы не примете их требования, то, клянусь Богом, будет война и мы падем!
Его вернул на место Тибальд Годин:
— Коммандор, не горячись.
— Они ничего не слушают, — удрученно буркнул Уилл, показывая на толпу.
Гийом хотел продолжить, и тут кто-то швырнул в него яблоко. Оно не попало, но с шумом разбилось о заднюю стену церкви. Тибальд Годин отпустил Уилла и выхватил меч.
— Мессир, нам нужно уходить. Это уже слишком.
— Ты предал своих, де Боже! — крикнули из толпы.
Теперь выхватил меч и Уилл. Следом могут швырнуть камень или кинжал. Он и Тибальд быстро свели великого магистра с помоста. Обнажили мечи и все остальные тамплиеры. Толпа неохотно расступалась перед ними. Крики не прекращались:
— Тамплиеры больше сарацины, чем христиане!
— Им на мантиях надо носить не кресты, а полумесяцы!
— Предатели! Предатели!
Под эти возгласы рыцари протолкнулись к двери и поспешили к своим коням. Гийом отстал и стиснул плечо Уилла. Его глаза лихорадочно горели.
— Ты видишь, к чему мы пришли? Спустя два столетия эти люди готовы отказаться от мечты христианства ради одной золотой монеты с каждого. — Он сжал плечо Уилла еще сильнее. — Неужели ради них принесли себя в жертву наши братья, твой отец? Ради них они проливали свою кровь? — Он опустил голову. — Должно быть, рыцари Первого крестового похода, основатели нашего ордена, сейчас переворачиваются в своих гробах! Наверное, Господь отвернулся от нас из-за нашей алчности и тщеславия. Неужели все кончено? И не на поле битвы, а в бессмысленных погромах в мирное время, устроенных толпой невежественных голодных крестьян, явившихся сюда в поисках лучшей жизни. — Он горько рассмеялся. — Неужели действительно вот так все кончилось?
Уиллу хотелось сказать, что все войны бессмысленные. История помнит героев и полководцев, и ей дела нет до безвестных миллионов, принявших смерть на полях битвы.
— Спаси нас Господь, — простонал Гийом, почти падая на колени.
Уилл подхватил де Боже, на мгновение проявив слабость и выругав Эврара, что тот умер и оставил его одного. Но тут же собрался, вспомнив, что он глава «Анима Темпли», а еще муж и отец.
— Это еще не конец, мессир. — Он посмотрел великому магистру в глаза. — Пока еще не конец.
44
Цитадель,
Калавун нетвердой походкой проковылял к двери и вышел в сад. На мгновение ослепленный солнечным светом, заслонился ладонью и направился по обсаженной пальмами и яркими цветами дорожке к пруду, где в чернильной глубине медленно двигались рыбы. Тяжело опустился на каменную скамью и охватил пульсирующую голову руками. Кожа на лбу была сухая и холодная, к горлу подступала тошнота. Обычно такое бывало только по утрам, но теперь длилось целый день. Снадобья лекаря не помогали уже несколько месяцев.
— Отец.
Калавун выпрямился, морщась от боли. Подошел Халил, как обычно, с суровым лицом. Посмотрев на сына, Калавун вдруг, к своему ужасу, обнаружил в себе желание, чтобы лихорадка унесла тогда не Али, а Халила. Али был добрый, справедливый, красивый и благородный мальчик. Он умел радоваться жизни и, возможно, стал бы единомышленником отца, поверил бы в его дело. А Халил спрятался за холодной стеной веры и долга, которую Калавуну так и не удалось пробить. Наверное, после смерти Али надо было искать другого преемника. Но сейчас нечего забивать этим голову. Калавун слабо вздохнул и зажмурился. Он любил Халила. И по-прежнему надеялся, что сын его поймет.
— Почему ты покинул Совет, мой повелитель? — спросил Халил. — Эмиры ждут приказа выступать. — Он скрипнул зубами. — Франки осмелились отказать нашим требованиям! Они дорого за это заплатят.
— Я хочу подумать, Халил, на воздухе.
— О чем думать, отец? — Халил взмахнул в сторону дворца. — Люди ждут тебя. — Он вгляделся в Калавуна. — Отец, почему ты молчишь?
Калавун встретил его каменный взгляд.
— Я принял решение.
— Тогда объяви. Надо готовить войско. — Халил собрался идти к дворцу, но остановился, увидев, что Калавун все еще сидит.
— Я не пойду на франков.
Халил долго молчал.
— Ради Аллаха, скажи, почему ты это делаешь? Франки отказались заплатить за злодейства, совершенные в Акре. Ты должен на них пойти!
— Не забывай, с кем говоришь, Халил, — резко оборвал его Калавун. — Я султан, и мое слово закон.
— Эмиры не позволят тебе это сделать, — свирепо отозвался Халил. — Франки истребили сотни мусульман, нарушили мирный договор. Эмиры требуют от тебя действия!
— Я их послушал, когда речь шла о Триполи, и сожалею с тех пор каждый день. Снова ту же ошибку я не повторю. — Калавун поднялся и обошел пруд. Посмотрел на небо, затем невесело рассмеялся. — Я скучаю по Назиру. Странно, да? Он меня предал, а я по нему скучаю. И думаю, не стал бы его убивать, если бы Назир тогда остался жив в Триполи. Понимаешь, не смог бы заставить себя сделать это. Я потерял много близких. Айша, Ишандьяр, Али, Бейбарс. Отчего же я еще здесь, Халил? Может, Аллах обо мне забыл?