Крестовый поход
Шрифт:
Озабоченный усилением смуты, Андреас наказал своим женщинам не покидать без сопровождения пределы квартала. Об этом думала Элвин, открывая дверь. В эту пору визитеров они не ждали.
У порога стоял Гарин.
— Ты? — испуганно спросила Элвин, густо краснея.
— Я ненадолго, — ответил Гарин.
— Кто там пришел? — спросила Катарина, пытаясь выглянуть за дверь.
— Иди отнеси это на кухню, — сказала Элвин по-итальянски, вручая девочке узел с бельем.
— Это нечестно.
— Катарина.
Девочка с узлом метнулась прочь.
Элвин вышла на жару, захлопнув за собой дверь.
— Сюда нельзя приходить. Мой хозяин не любит подобных визитов.
— Но Уилла, насколько я понимаю, он терпит.
Глаза Элвин вспыхнули.
— Это тебя не касается.
— Извини. — Гарин смущенно улыбнулся. — Я, кажется, сказал глупость. Просто думал о нем, вот и ляпнул.
— Ты его видел? — с надеждой спросила Элвин.
После разговора с Гарином в таверне она была вся во власти гнева, заслонившего даже любовь. Но в отсутствие подпитки огонь вскоре начал слабеть, а теперь и вовсе погас. Остались лишь боль, смятение и острое желание видеть Уилла и услышать его объяснения. Она начала сомневаться: а не лгал ли Гарин, хотя на это у него вроде не было причин.
— Я как раз пришел спросить у тебя то же самое, — сказал Гарин.
Элвин помрачнела.
— Нет, я его не видела.
— Честно говоря, я так и думал, но все же отважился прийти спросить — вдруг его планы изменились. Потому что если он отбыл в Каир, то наверняка на несколько недель.
— О его планах тебе известно больше, чем мне, — буркнула Элвин.
— Ах, ты об этом. — Гарин пожал плечами. — Должен признаться, я жалею. Мне не следовало ничего говорить. Скрывает он от тебя что-то или нет — это не мое дело.
Элвин покраснела.
— И мне не следовало тогда ничего рассказывать. Просто я сильно разозлилась и теперь тоже жалею.
Гарин весело, по-мальчишески улыбнулся:
— Не тревожься, я умею хранить тайны.
Элвин кивнула:
— Мне надо идти.
Продолжая улыбаться, Гарин коснулся ее руки. Его ладонь была холодная. От него пахло вином и еще чем-то похожим на сладковатый дым.
Он отошел.
— Прошу тебя о любезности. Когда Уилл вернется, передай, чтобы он пришел ко мне в королевский дворец.
— Во дворец? Но король отбыл.
— Да, но разрешил мне там оставаться.
Гарин поклонился и двинулся вдоль улицы.
Прежде чем войти в дом, Элвин стояла с минуту и смотрела ему вслед.
Вблизи крепости ассасинов, северная Сирия 18 июня 1276 года от Р.Х.
Назир присел на корточки у ручья. Опустив руки в ледяную воду, стал смотреть, как пенная вода смывает кровь. Затем закрыл глаза.
Через минуту его окликнул воин.
Назир оглянулся. Он был так погружен в мысли, что не заметил его приближения. Последние три недели двое его людей постоянно следили за крепостью. Они видели, как в течение нескольких дней после исчезновения Идриса фидаины рыскали по склонам, но об их убежище никто не догадался. Однако все равно надо быть начеку. Положение осложнялось тем, что Назир устал и измотался. От его рук постоянно разило кровью, а тут еще не давали покоя воспоминания детства.
— Что?
Воин мотнул головой в сторону пещеры:
— Похоже, он готов говорить.
Назир стряхнул с рук воду. Помедлил. Пока с Идрисом ничего не получалось. Этот человек был невероятно вынослив.
Назир знал, что легко не будет. О способности ассасинов переносить боль ходили легенды. Но он все равно не терял надежды. Идрис попытался покончить с собой, сильно ударившись головой о каменную колонну, к которой был привязан. К счастью, это не удалось. Но теперь Назир был настороже. Поставил оруженосца постоянно держать у его головы толстый кусок войлока, чтобы такое не повторилось. Вначале Назир Идриса бил и резал, затем принялся морить голодом, чтобы ассасин ослабел, а после начал насильно поить зельем из ядовитых растений, что вызывало рвоту и бред. Надеялся, что Идрис в беспамятстве что-нибудь скажет. Но тот ничего не выдал, и пришлось на несколько дней оставить его в покое. Сегодняшнее утро Назир начал с того, что безжалостно отрубил Идрису три пальца, предварительно забив ему в рот кляп.
Минуя кустарник, Назир вошел в пещеру, где Идрис, обмякнув, висел на своих путах. Один глаз у него заплыл. Серое безжизненное лицо все было в порезах и кровоподтеках, повязка на искалеченной руке намокла от крови.
— Идрис.
Ассасин прерывисто задышал и чуть приоткрыл глаз.
Назир наклонился:
— Мой воин сказал, что ты хочешь говорить.
Идрис молчал.
— Назови имя, Идрис, — продолжил Назир, — и я возвращусь с ним к моему повелителю. — Он тяжело вздохнул. — Я не хочу твоих страданий, Идрис. Мне от них… больно.
Ассасин прохрипел что-то несвязное.
— Я сразу уйду, как только услышу имя. И ты останешься жить. — Голос Назира отвердел. — Но можно сделать так, что тебе станет еще хуже. — Он схватил раненую руку Идриса и сжал.
Ассасин слабо вскрикнул.
Свободной рукой Назир сжал подбородок Идриса.
— У меня кончается время. Я должен вернуться в Каир. Понимаешь, должен!
Губы Идриса слегка пошевелились. Назир наклонился ближе. Ассасин что-то шептал. Наконец Назир кивнул, отпустил его руку и встал.
Кто-то вошел в пещеру, и он крикнул, не оборачиваясь:
— Скажи всем собираться. Мы отбываем.
— Стой на месте и не шевелись, — приказал незнакомый голос.
Увидев человека в черном халате фидаина, Назир попытался выхватить меч, но не успел. В пещеру вошли еще двое, с кинжалами. С одного капала кровь. Это последнее, что он успел заметить, потому что первый ассасин поднял арбалет. Стрела ударила Назиру в плечо. Он упал, ударившись головой о камни. Ассасины развязали и подняли на руки Идриса. Еще двое втащили в пещеру тела убитых воинов и оруженосцев. Первый ассасин наступил Назиру сапогом на грудь, выдавив из нее почти весь воздух, и нацелил в лицо арбалет. — Грязный суннит.