Кристальный пик
Шрифт:
— Ого! А я думал, она теперь только человечину ест, — ахнул Сильтан наигранно, перегнувшись ко мне через серебряные блюда, когда проходил мимо господского стола и увидел меня с куском тыквенного пирога в руке. Я схватилась за него сразу же, как минула официальная часть сейма, полная клятв и даров. — Больше не бери в рот всякую гадость, госпожа, — напутствовал Сильтан. — И эту тоже, если еще не поздно, хе-хе.
Он обвел многозначительным взглядом Соляриса, неизменно бдящего возле моего плеча. Тот тактично сделал вид, что не расслышал издевки, но, стоило Сильтану отвернуться, как ему ему в затылок прилетело нечто, что, отскочив, со звоном застучало по полу, как ложка. Невозмутимо пожав плечами на мое неодобрительное «Сол!», он снова осмотрел гудящий Медовый зал и, убедившись, что никто
Сколько бы пиров мы не провели, сколько бы раз я не ставила для него чистую тарелку по правую от себя руку и сколько бы не берегла для него это почетное место, Сол ни разу не занимал его прежде. Оттого я даже оцепенела, перестав жевать. Оцепенел и Сол. Привыкший быть королевским зверем, но не гостем и уж точно не господином, делящим стол с королевой и советниками по бокам, он уставился на блюда с таким потерянным, почти испуганным видом, будто не знал, что нужно с ними делать. Спешно проглотив пирог, я от радости сама положила ему макрель с козьим сыром и скиром, не дожидаясь слуг, и пододвинула свой кубок с медовухой, настоянной на облепихе и летних травах. Солярис отпил ее молча и так же молча принялся есть. Спустя несколько глотков и кусочков сыра плечи его опустились, расслабились. Его рука осталась лежать поверх моей, когда мы одновременно взялись за ножку драгоценного кубка. Так и пили из него по очередь. И, не имея возможности быть со мной на людях ближе, чем это, Солярис каждый раз прикладывался к кубку лишь там, где на кайме оставался блестящий отпечаток моих губ.
— Хочешь что-то сказать, Гвидион? — спросил Солярис, не поворачивая головы, и я скосила глаза в бок, чтобы увидеть лицо Гвидиона в этот момент.
Сидя по другую от меня руку, все это время он смотрел на нас чаще, чем в собственную тарелку, а, заметив наши с Солом переплетенные пальцы в довесок к одному кубку, — в эпоху моего деда так распивали мед лишь побратимы или супруги, — не сдержался. Развернулся всем корпусом, открыл рот и... Закрыл его обратно. Очевидно, вовремя вспомнил, чем закончилась его прошлая попытка.
***
— Драгоценная госпожа, я ни в коем случае не ставлю под сомнение вашу силу и благоразумие, но учитывая, сколько раз вы уже оказывались на волосок от смерти... Не в пору ли задуматься о будущем не только Круга, но и своего сверкающего рода? Ярл Дайре из Дану в самом расцвете сил, хорош собой и как раз драконицей воспитан... — начал Гвидион однажды за столом, едва я вернулась с Керидвена. Дайре тогда тоже прибыл с донесением о победе над Немайном — как всегда быстрее, чем любая конница, и, конечно же, в доспехах, подозрительно похожих на драконью чешую. Измотанная битвами, я лишь вяло отмахнулась от них двоих рукой. Дайре же, услышав собственное имя, перестал жевать даренного гуся и так скоробился, что вино потекло у него изо рта.
— Тебе саму королеву сватают, а ты морду кривишь? — прошипел ему Солярис из-под прижатого к подбородку кулака, на что Дайре удивился пуще прежнего.
— Так разве не твоя королева-то?
— Моя, — ответил Солярис сухо. — Но еще раз посмеешь скорчиться — убью. И если согласишься, тоже убью.
***
После этого Солярис невзначай предложил Гвидиону прогуляться, и с тех пор он больше ни разу не заговаривал со мной о «сохранении сверкающего рода». Не нашел смелости заговорить и теперь. Только сглотнул, пронзенный блеском желтых глаз, и отвернулся назад к своей тарелке.
— Я хотел сказать, что сейм проходит просто замечательно, госпожа! — проблеял он, берясь за кубок, и я сдержанно кивнула, скрывая вздох облегчения, наступившего сразу от множества вещей.
Гвидион был прав: прошло уже несколько часов с начала пира, а никто до сих пор не бросил мне вызов и не прислал ни одного оскорбительного письма. Девять столов Медового зала были заняты от края до края. Четыре из них, не считая Дейрдре, занимали люди, а три — драконы. И те, и другие смеялись, пили и ели, как полагается. Даже если у кого-то и оставалось желание роптать на меня, после всех слухов и тысячи керидвенских саванов, разошедшихся по Кругу вместе с ними, ни у кого больше не находилось на это смелости. Даже ярл Тиви из Талиесина и ярл Клемент из Медб вели себя смирно, усыпав по приезде мой помост таким количеством шелка и кожаных изделий, что хватило бы одеть целую армию — то была не дань и не повинность, но искупление. Я могла только гадать, что заставило их прибыть на сейм засветло и умолять меня позволить им стать частью Круга обратно — страх перед драконами, что отныне не сводили глаз с их земель, оставшись в числе моих хирдов, или же гейс, который они нарушили. Тот наверняка вернул свою силу, как вернули силу божества. Очевидно, именно поэтому оба ярла и выглядели такими измученными, что даже не осилили ни одного бочонка с пивом, и беспрекословно испили из круговой чаши вместе с драконами, пущенной по Медовому залу одним из них.
Пурпурно-золотые ковры, как сумерки на небе и осенние листья на улицах города, стелились по полу рядами. На них танцевали альмеи, — изящные девочки и женщины в желтых платках, прибывшие из Ши вместе с Ясу, как еще один ее дар в довесок к моему новому мечу. Спустя время вместе с ними стали танцевать и драконы, а еще позже — люди, которым Дайре подал пример, подхватив свою мать, Мераксель, под руки, и закружив ее между столов. Только спустя час и несколько телят на вертелах, исчезнувших друг за другом вместе с гранатовым вином, к нему присоединилась раздобревшая Ясу. Прихрамывая на лодыжку, с новыми шрамами на челюсти и щеках, она по-прежнему оставалась воином, поэтому прибыла в Столицу верхом, а не на повозке, и в парадных доспехах. В ее черных подстриженных волосах звенели колокольчики, и ярл Найси, — седой старик, одной ногой в могиле, — то и дело оглядывался по сторонам, не понимая, откуда исходит этот звон. Тот вздрогнул и опрокинул на себя мед, когда рядом приземлился Шэрай с ножкой цыпленка в зубах и попытался угостить его, как ярл по традиции угощает ярла.
Будучи известным средь сородичей ученым, именно Шэрай был избран ими возглавить Немайн, чтобы навеки избавить его от рабства, ибо «обесценивание жизни ничто иное, как следствие обесценивания знаний, воли и ума». По тому же принципу Старшая Акивилла, — Коронованная Травами, которая на Сердце взрастила персиковый сад из двух засушенных косточек, — возглавила Керидвен, — край стужи и давно умершей земли, непригодной для возделывания, — а ярлом Фергуса, самого златоносного туата, стал дракон высокий и крепкий, словно шахтерский молот. Глядя на них троих, я буквально видела, какое будущее ждет мои туаты — и была абсолютно спокойна за них.
— Я пошутил, я пошутил!
Поросячий визг Дайре неожиданно достиг самых дальних уголков Медового зала, и все гости обернулись. Я успела увидеть, как он наклонился к уху Ясу, подсев к ней на скамью, и прошептал ей что-то, от чего ее смуглое лицо вспыхнуло красным, и она схватилась за пустой кувшин, как за дубинку. Вовремя заметив, что я смотрю на них, заинтересованная, Ясу неуклюже застыла с ним, поднятым над головой, и быстро вернула кувшин на место. А затем взялась вместо него за бронзовый кубок с медом.
— За драгоценную госпожу Рубин! Да будет долог и славен ее век! — крикнула Ясу через весь за. Голоса, вторившие ей, были пьяными, но искренними. К ним примешался и голос ярла Клемента, порядком захмелевшего и явно позабывшего, как унизительно он вел себя на прошлом сейме, и даже голос Сильтана, довольно сидящего в углу с одной из альмей на коленках.
Но всех их заглушил голос другой — неистовый требовательный рев:
— НЕСИТЕ МНЕ ОГУРЦЫ!
Мы с Солярисом переглянулись и одновременно вздохнули, так же одновременно признавая, что наш покой, судя по всему, окончен. Протерев салфеткой рот, Сол поднялся из-за стола первым, отодвинул для меня стул и подал руку, спустившись с помоста. Хирдманы и филиды, предсказывающие им новые ратные подвиги и несметные богатства, тут же расступились перед нами. Расступилась и вереница слуг, носящая туда-сюда тарелки из бадстовы и обратно. Больше всего тарелок этих, как и ожидалось, копилось в самом конце зала. Там же стояли бочки с соленьями, опустошенные до дна, — даже рассола не осталось, — и валялись косточки с непрожёванными зелеными стеблями да кожурой.