Кристальный пик
Шрифт:
— Какая еще маска?
Совсем недавно Сол нуждался во мне так отчаянно, что держал навесу и рассыпался в любовных признаниях лихорадочным шепотом, преисполненным мольбой больше, чем все песнопения вёльв, которые мне когда-либо доводилось слышать. Но сейчас же на ожесточенном лице Сола не осталось и намека на тот душевный порыв. Будто тени, отбрасываемые факелами, обточили его черты ножом, сделав их еще острее. Губы стянулись в тонкую линию, а между бровей пролегли морщины, неестественные для его неувядающей юности и красоты. Солярис даже сорвал с лица свою воронью маску, чтобы я увидела его ярость и страх. Чтобы, наклонившись и в упор посмотрев мне в глаза, он мог твердо спросить:
— Где ты была все это время, Рубин? И с кем, скажи на милость,
— С тобой, — выдавила я, хотя в глубине души уже знала — это вовсе не так.
— После того, как я уладил неразбериху с Мелихор и Сильтаном, я отправился играть в кубб с Кочевником. Рубин, ты же знаешь, что это долгая игра. Так объясни мне, я не понимаю...
Я и сама ничего не понимала. А затем с площади, где плясали ряженные и пахло забродившими яблоками в заздравной чаше, протрубил дозорный горн. Солярис попытался схватить меня, останавливая, но было поздно: вырвавшись, я бросилась на зов. Всего несколько шагов по направлению к площади — и праздничная сладость в воздухе сменилась смрадом старости и разложения. Все овощи на прилавках и общих столах, все фрукты, мясо и даже выпечка на них вдруг начали портиться, расползаться на волокна и гнить. То же самое произошло и с Яблоневым человеком, плоды на котором почернели, а зелень пожухла, и даже с цветочными венками на головах Матти и Тесеи, мимо которой я проскочила в суматохе.
Летний Эсбат вдруг превратился в тлен и рассыпался прахом прямо у нас на глазах.
Преврати неделю в год, преврати год в век, Я не могу заставить свою любовь заговорить со мной, Не могу прийти к ней на ночлег.
— Кроличья Невеста! — зарыдала толпа. – Что же делается-то?! Этого просто не может быть!
Подведи коня к хомуту, подведи кота к миске с молоком, Ах, я не могу заставить свою любовь сесть мне на колени, И целовать ее тайком.
Ветер погнал по стремительно пустеющей площади коричнево-желтые листья, и я, добежав до священного тиса, с ужасом увидела то, чего не должен был видеть ни один человек на земле.
Священное древо, сердце великой Столицы, осыпалось и погибло.
____________________________________
гнилокровие — средневековое название сепсиса, заражения крови сопора — состояние, предшествующее комы, которая неизбежно наступает при отсутствии лечения при сахарной болезни (которая в свою очередь является аналогом сахарного диабета) кошенильные червецы — красные жучки, из которых производится красный пигмент (по сей день, кстати) Нательное платье — нижнее платье, то есть по факту нижнее белье. примстав — рунический календарь
4. Под златом маски рубиновой напасти
«Похоже, ярл Найси не соврал на счет погибшего урожая: в наши земли пришла болезнь. Ллеу именовал его Увяданием». Такое письмо я отправила Мидиру на рассвете, когда успокоила городскую толпу и возвратилась в замок, чтобы теперь успокоить саму себя. Каждый раз, стоило мне хоть на секунду прикрыть глаза, сидя на собрании Руки Совета, как я видела кроличью маску из червонного злата, словно ее образ отпечатался на внутренней стороне моих век.
Как двойник Соляриса выглядел, что он делал, что говорил — советниками сыпали одинаковыми вопросами один за другим, но резко замолчали, когда я была вынуждена прилюдно поведать не только о нашей с подражателем беседе, но и о поцелуе. В этот момент на лицо Сола, тихо держащегося позади остальных возле окна, упала тень от поднятой сквозняком шторы, скрыв от меня его очевидное недовольство. Он как раз только присоединился к совету, пробыв в Столице на два часа дольше моего в попытках выследить притворщика если не по уликам, то по запаху. Конечно же, ничего не получилось. Сол даже меня понюхал, мои волосы и одежду, чтобы убедиться: у того, кто притворялся им, не было своего личного запаха. Похоже, у него вообще ничего своего не было.
Когда я пересказала события летнего Эсбата в мельчайших деталях, даже Ллеу, которого однажды Сенджу обманул подобным образом, посмотрел на меня, как на умалишенную. Он несколько раз уточнил, ничего ли я не путаю, ведь одно дело — подделать чужой лик, а другое — поведение, речь и воспоминания, коими обладали лишь я и Сол. «Он пригласил вас на танец, потому что вы обещали танец Солярису?.. Хм. Может быть, он подслушал вас где-то? Ведь чтобы знать столь интимные вещи, нужно быть не сейдманом, а шпионом», — сказал Ллеу. Однако я не сомневалась, что шпионом двойник не был — он знал то, что знаю я, совсем по другим причинам.
Красная прядь в волосах, как капля крови в бочке меда, стала в два раза шире после Эсбата и теперь занимала почти половину моей головы. Я обнаружила это, когда зашла в купальню и посмотрелась в зеркало, чтобы привести в порядок потекшую по векам краску. Что бы ни коснулось меня тогда под священным тисом, оно принесло с собой яд.
"Не касайся. Вы враги. Увидишь — тотчас же беги!"
Зал Руки гудел несколько часов кряду даже после того, как Кочевник и Мелихор, самые громкие из присутствующих, покинули его. Гвидион причитал о неизбежном голоде, который ждет Дейрдре к следующей зиме, если Увядание доберется до ферм и охотничьих угодий к югу от Столицы. Матти составляла письма остальным туатам под мою диктовку, а Ллеу изучал сухие тисовые ветви, голые и безжизненные, которые ему доставили для изучения — те отломил и разбросал по городу обычный теплый ветер, до того рыхлым стало некогда могучее священное древо. Я же снова и снова прокручивала прошлую ночь в голове, но ничего примечательного в ней больше не находила. Только приходила к одной и той же мысли раз за разом: именно об этом нечеловеке меня и предупреждал Совиный Принц. Тот, кто губит урожаи, снедает зелень, жизнь и краски; то, что противоположно Року Солнца, от которого я спасала свой народ, но то, что тоже может его уничтожить.
Красный туман. Как такое возможно? Неужели это он, обретший форму? Если так, то почему преследует меня? Чего хочет в этот раз, когда у него и так есть все?
Я продолжала думать об этом даже несколько часов спустя, сидя на окне в своих чертогах и разглядывая карту туата Дану в томительном ожидании полудня, когда мы с Солом должны были встретиться за воротами крепостной стены. Небо за окном напоминало персиковую дольку, такое же солнечное и яркое, как вчера. Словно кошмар летнего Эсбата привиделся нам всем во сне, и не было тех криков, с которыми народ разбегался по домам и прятал своих детей от гнили.
Словно сам мир пока еще не ведал, что умирает.
— А может ей сложить несколько дейрдреанских гобеленов, ну тех, с аляпистым мильфлером, которые не шибко жалко? Ты говорила, принц Оберон подарил ей несколько таких, наверняка в быту пригодятся, раз она их вместо скатерти использует. Или лучше собрать ей корзинку с едой? Наверняка в лесу не найти ни сыра, ни добротной кровянки. А что на счет платьев? Лесные вёльвы носят платья?
Маттиола сыпала предложениями быстрее, чем я успевала ответить хотя бы на одно из них, потому мне оставалось только кивать головой и периодически отрываться от карты, чтобы посмотреть, как она суетится по комнате. Всего за полчаса, как я сообщила ей, что мы с Солярисом отправляемся в Рубиновый лес, она успела насобирать нам в дорогу столько даров для задабривания Хагалаз, что потребовалась бы телега, попытайся мы утащить их. Не в силах выбрать, что лучше преподнести вёльве-отшельнице, Маттиола сгребала в центр комнаты все, что попадалось ей под руку. Даже рыжего кота-крысолова в коридорах отыскала и, тягая его за хвост, почти умудрилась затолкать в кожаный мешок, пока тот ее не цапнул.